|
Самого унтер-офицера я отправил с той командой, что должна идти по самой кромке нашего отряда слева. Пусть командует там, где меня нет. Аналогично поступил с фельдфебелем, только этого направил вправо. То ли я делаю, пока не знаю, но, как уже говорил, приходится соответствовать, иначе все зря. У меня была карта, задержавшись возле техники, я внимательно изучил ее и быстро понял, что именно эта карта, как трофей, не очень ценна. Здесь совсем маленький кусочек той местности, где мы, собственно, и находимся, да и нет на ней ничего, никаких обозначений, пару батальонов, что совсем близко находятся, и все.
Просто идти мне быстро надоело, наползался уже по лесам по самое не могу. Я уже было совсем отчаялся, мучаясь от скуки, когда раздались первые выстрелы. И были они не немецкими. Затрещали винтовки Мосина, трёхлинейку я от маузера пока отличаю. Где-то слева, кажется, я даже услышал свист пролетающих пуль, и немного пригнулся. Вообще, я сейчас еще тот фрукт. Несмотря на довольно прохладную погоду, я иду в фуражке на затылке и с распахнутой шинелью. Кожаный плащ фрица, который мне достался вместе с пленным, я пока держал в бэтээре. Ни к чему он мне тут, надел чью-то шинель, найдя ту свернутой на сиденье «Ганомага», владелец не откликнулся, я и забрал. Солдаты тогда кивали дружно, поощряя мое решение. Тем временем бой разгорелся прилично. Значит, здесь все же кто-то есть. Уж не знаю, пресловутые партизаны или еще кто, но стрельба была довольно яростной. Вот было бы весело, перебей фрицы друг друга из-за неразберихи и отсутствия радиостанции. Вышло все даже лучше, чем я мог сам мечтать. Следуя за солдатами, приказы отдавать необходимости не было, я просто наблюдал. Четверо в серой форме вермахта были метрах в пятидесяти впереди, для леса это большое расстояние. Прислушиваясь к выстрелам, я не обратил внимания на движение слева, а в следующий момент раздался призыв на таком знаком языке… – Хенде хох, сука фашистская! – Я аж завис на секунду. Отвык уже, вокруг только «гав-гав», да «гав-гав», а тут! Приказывающий поднять руки время не терял, а может, их было больше одного. Удар ноги под колено, и я, присев на одну ногу, стал уязвим. Следующий удар был просто традиционным. Такая плюха прикладом в голову прилетела, что дух вылетел из меня… Как же это противно, очухиваться после того, как тебе зарядили прикладом в башку. Че-е-ерт, голова сейчас лопнет, а действия партизан прямо под копирку, мне прошлый раз точно так же зарядили. Обижаться в этот раз было не на что. Одет я в форму офицера немецкой армии, сам бы так же поступил, если б шел на захват «языка». Но, думаю, прикладом бы все же бить не стал, убить вообще запросто. – Очухался, товарищ командир! – услышал я голос над собой. Тряска еще какая-то… О, теперь различаю, что это за гул стоит. Так это партизаны наш грузовик угнали, вместе со мной болезным. Схватив под мышки, четыре руки прислонили меня к переднему борту. Голова не держалась, так и норовила упасть на грудь. Мало того что боль адская, так еще и слабость дикая. – Эй, не придуривайся тут! – да, проблемка у партизан с кадрами, языка не знают, что ли? Ну, мне сейчас нет смысла показывать то, что я их понимаю. Раз уж взяли в плен, нужно ждать допроса в особом отделе, ну или куда приволокут. А наглые ребятки, прям как мои в конце того – в начале этого года. Мы все так же делали. И технику угоняли внаглую, и офицеров выкрадывали. Нет больше моей группы, пропали все парнишки. Может, только Веревкин остался, да Мельник. Да уж, Мельник! А я ведь, вообще-то, знаю его новое имя у фрицев. Где он, ушел ли к нашим, или погиб? Жаль парня, мы с ним столько прошли. Да, как и с другими, но… – Слышишь меня? Отвечай! – вновь расслышал я приказ неизвестного мне партизана. Осторожно и медленно покачав головой, всем видом даю понять, что мне плохо и я не понимаю его речь. |
