Во втором под вооруженной охраной поедут миссис Лайон и Айлес. Если нам дадут беспрепятственно выехать из страны, миссис Лайон и Айлес будут освобождены. Вы, в свою очередь, будете судить Векштейна за обыкновенное убийство – и ни за что более.
Гвельвада кивнул.
– По рукам. Я иду прямо к Фриму и сообщаю о решении. Вы понимаете, что по пути к границе будете под надзором ФБР и эскортом полиции. Но вас не тронут… – с улыбкой добавил Гвельвада, – если только вы не откроете огонь по любой из американских машин. Поэтому если у кого-то из ваших людей чешутся руки, лучше предупредите.
– Понимаю, – согласился Момзен. – Предупрежу. Эксцессов не будет.
Гвельвада подошел к французскому окну.
– Спокойной ночи, Момзен, он же Вахольц, он же черт знает кто… Надеюсь когда – нибудь ещё встретиться.
– Я тоже надеюсь, – кивнул Момзен. – До встречи, друг мой.
Когда Гвельвада вышел, он цинично ухмыльнулся.
Гвельвада торопливо шел по узкой песчаной дорожке, огибающей дом. Добравшись до кустов, он побежал. Минуты не прошло, как он нашел спрятанный автомат, схватил его, ещё прибавил ходу, преодолел калитку и припустил по дороге.
На перекрестке Гвельвада обнаружил Фрима в машине с рацией. Тот вышел навстречу.
– Рад видеть тебя целым. Что теперь?
Гвельвада тяжело дышал.
– Друг мой, сейчас скажу. В два счета все может сорваться, но надо рискнуть. Я заключил с Момзеном сделку.
Фрим поднял бровь.
– Это было необходимо?
Гвельвада пожал плечами.
– Ты знаешь этих людей. Отчаянные головорезы, и храбрости Момзену не занимать. Довольный тем, что добыл бумаги Стейнинга, он хочет спасти себя и своих людей. Миссис Лайон и Айлес служат ему заложниками. Он знает, что окружен твоими людьми, и хочет выбраться.
Эрнест ухмыльнулся.
– Ну так дадим ему возможность! Вот в чем суть сделки. Черт побери, красиво получилось! Момзен и его люди выезжают в три часа в двух лимузинах. В первой машине будет Момзен и его приближенные. Во второй – водитель, вооруженная охрана и миссис Лайон с Айлесом. При условии, что ему дадут выехать за пределы страны, Момзен обещал отпустить заложников с миром. Но если ты или местные копы ему помешают, – Гвельвада снова пожал плечами, – думаю, нашей парочке придется несладко.
Фрим кивнул.
– Еще я обещал, – продолжал Эрнест, – что Векштейна будут судить только за убийство Мервина Джаквеса. Не возражаешь? Ты передашь его на Черную Багаму. Его осудят и повесят.
Фрим горько хмыкнул:
– И Момзен так и ускользнет? Он получил бумаги Стейнинга и снова продолжит плести интриги, устраивать заговоры…
Гвельвада перебил.
– Дорогой Фрим, один предприимчивый шотландец однажды сказал, что самые хитрые планы у мышей, а человеку свойственно периодически проигрывать. У меня есть другой план.
– Да? Идеи у тебя так и бурлят, а, Эрни?
Эрнест улыбнулся.
– Очень часто. Понимаешь, он верит мне не больше, чем я ему. Знает, что если нужно лгать, я солгу. Поэтому, можешь мне поверить, все его люди будут вооружены. Я предостерег, чтобы ни у кого из его ребят не тряслись пальцы на курках. Сказал, что от полицейских и фэбээровских машин, которые проводят его до границы, помех не будет, но если хоть один из его людей выстрелит, я за последствия не отвечаю.
– Ну, они стрелять не станут! Зачем? Они просто с песнями выберутся из страны и сделают ноги.
Гвельвада поднял руку.
– Подожди… Надеюсь, машины полиции стоят по всей дороге?
Фрим кивнул.
– Тогда, друг мой, я вынужден тебя покинуть. Не сомневаюсь, скоро увидимся – в крайнем случае, завтра утром. |