– Так. Можно идти.

Когда преподобный Уодсон выходил из машины, она приказала:

– Запри машину. Твои друзья могут вернуться и сожрут кожу с сидений, если двери будут не заперты.

Подождав, пока он запрет дверь, она кивком головы велела ему идти вперед, а сама пошла следом, держа пальцы на красном рычажке черной коробочки.

– Сюда, – сказала она, когда они подошли к трехэтажному каменному дому.

Уодсон поднялся по лестнице на самый верх. На площадке была всего одна дверь, Ингрид втолкнула в нее Уодсона, и он оказался в огромном, по спартански скудно обставленном помещении; там, на коричневом диване с цветочным узором, сидел Тони Спеск, он же – полковник Спасский, и читал журнал «Комментатор» На его бледном лице играла слабая улыбка Он кивнул Ингрид, а Уодсону велел сесть на стул напротив дивана.

– Вы здесь, преподобный Уодсон, потому, что мы нуждаемся в ваших услугах.

– Кто вы? – поинтересовался Уодсон.

Спеск широко, во весь рот, ухмыльнулся:

– Мы – те, кто держит в руках вашу жизнь. Больше вам знать не обязательно.

Уодсона внезапно осенило.

– Вы коммунисты? – спросил он.

– Можно сказать и так, – ответил Спеск.

– Я тоже коммунист, – заявил Уодсон.

– Да? Правда?

– Да. Я верю в равенство, равенство для всех. Всем все поровну. Никто не должен богатеть за счет бедных. Я верю в это.

– Забавно, забавно, – сказал Спеск. Он поднялся с места и аккуратно положил журнал на один из подлокотников дивана. – А какова ваша точка зрения на философию Гегеля?

– А? – не понял преподобный Уодсон.

– Что вы думаете о Кронштадтском мятеже? – продолжал Спеск. – Ваше мнение о меньшевистском уклоне?

– А?

– Ну, разумеется, вы разделяете социалистическую теорию прибавочной стоимости и ее развитие в работах Белова?

– А?

– Надеюсь, – заключил Спеск, – что вы доживете до победы коммунизма, преподобный Уодсон. И на следующий же день вас отправят в поле собирать хлопок. Ингрид, позвоните и выясните, едет ли к нам еще один гость.

Ингрид кивнула и вышла в другую комнату, поменьше, плотно затворив за собой дверь. Уодсон заметил, что черную коробочку она положила на подлокотник дивана рядом со Спеском. Наконец ему представился шанс. Блеснул свет в конце тоннеля.

Едва дверь за Ингрид закрылась, он улыбнулся Спеску.

– Это плохая женщина.

– Да ну?

– Да. Она расистка. Она ненавидит черных. Она жестока.

– Вам просто не повезло, Уодсон. Ведь, по сравнению со мной, она почти что Альберт Швейцер.

Глаза его странно и очень злобно блеснули. И хотя преподобный Уодсон не знал, кто такой Альберт Швейцер – его вообще мало интересовали всякие евреи, – но он понял, что последняя фраза Спеска начисто исключает возможность вступить с ним в заговор против Ингрид. А до коробочки по прежнему не дотянуться.

– Послушайте, мистер...

– Спеск. Тони Спеск.

– Послушайте, мистер Спеск, она надела на меня кольцо. Мне больно. Вы меня освободите?

– Через день другой, если будете вести себя хорошо. Если создадите проблемы, то никогда.

– Я не создам проблемы, – пообещал Уодсон. – Вы не найдете другого такого беспроблемного человека, как я.

– Это хорошо. Вы нужны мне для одного серьезного дела. Сядьте на пол и слушайте.

Уодсон сполз со стула и опустился на пол – осторожно, как если бы в задних карманах брюк у него лежали сырые яйца.

– Есть один белый. Его сопровождает старик азиат. Они мне нужны.

– Они ваши. Где они?

– Не знаю.