Он сел и закрыл глаза, медленно провел ладонью по шероховатым камням. С некоторым удивлением обнаружил, что ужас и боль прошедшей ночи куда‑то исчезли, уступив место глухой тоске по потере множества людей и вещей, из которых потеря Ипифании была наиболее ощутимой. Чувство было отстраненным – вроде меланхолии, которую снимаешь с полки, чтобы посмаковать на досуге, а вовсе не той занозой, от которой нет избавления, как от зубной боли. Подобная не лишенная приятности апатия была, как он подозревал, следствием эмоционального шока и должна была вскоре пройти, как естественное онемение после серьезного увечья. Ему не пришло в голову, что это может быть примирение с мыслью о собственной смерти.
Открыв глаза и поднявшись, он не слишком удивился при виде Аврелиана, который суетливо отыскивал дорогу к нему через наваленные каменные глыбы. Когда тот приблизился, Даффи заметил новую повязку, обмотанную вокруг его лба и за ушами, из‑под которой поперек щеки проступала красная полоса. Даффи усмехнулся, слегка удивившись отсутствию у себя гнева на старого волшебника.
– Эй, чародей! – любезно окликнул он, когда Аврелиан оказался в пределах слышимости. – Неужто фон Зальм ткнул тебя своей рапирой? Не иначе, ты объяснял ему, что не все вещи на деле таковы, какими кажутся, так?
– Я не видел фон Зальма, – сказал Аврелиан, стараясь почесать лоб под повязкой. – На верхушку колокольни к нему меня все равно бы не допустили. – Он раздраженно мотнул головой. – Проклятие, если бы из‑за нашего с Ибрагимом противостояния вся магия не пришла в бездействие, нужды в нем было бы не больше, чем в мальчишке с рогаткой.
– Но ведь ты еще можешь делать простенькие заклинания? Так, чтобы пройти охрану?
Аврелиан тяжело вздохнул и уселся.
– Разумеется. Я мог бы одним взмахом руки наслать на них всех... какую‑нибудь заразу... скажем, скрутить животы, чтобы им не выстоять на посту. Но это так недостойно. Да и фон Зальм все равно не стал бы слушать. Верно, простенькие деревенские заклинания действуют не хуже, чем обычно, но в них нет ни капли боевой магии, так, домашние средства собрать урожай, подоить коров, сварить пиво или помешать в том же самом ненавистному соседу. Проклятие! Надеюсь, Ибрагим обескуражен не меньше, чем я. – Он осторожно покосился. – Ты пропустил бдение у гроба госпожи Хальштад.
Вновь волна сладкой тоски, точно по чему‑то случившемуся уже много веков назад, охватила ирландца.
– О‑о... Когда?
– Сегодня поутру... нашли тела. Когда новость достигла Циммермана, возникло стихийное бдение, а отсутствие Вернера до позднего вечера – пропадает вместе с Кречмером, где, мне неведомо, – позволило устроить все без лишних помех.
– Угу. – Даффи задумчиво отхлебнул свое дешевое пойло. – И как же будет дальше с нашими поэтами?
– Я оставил полдюжины вооруженных людей поджидать их и задержать до моего допроса. За главного мой Джок – помнишь, Джакомо Гритти?
– Понятно, – кивнул Даффи. Он допил вино и передернулся. – Кстати, отчего все‑таки эта повязка? Или ты порезался, пока брился?
– О нет, я смотрел со стены за атакой Мазертана.
– Атакой Мазертана? – поднял брови Даффи.
– Ты разве ничего не слышал?
– Я спал, – объяснил Даффи.
– Вот как? Спроси меня, я сказал бы, что такая пушечная пальба разбудит кого угодно. – Волшебник грустно пожал плечами. – Несчастный сумасброд. Раздобыл где‑то полный старинный доспех, попросил кого‑то помочь ему облачиться и выехал верхом через неохраняемую калитку паромщика рядом с Венер‑Бахом – тем небольшим ручейком вдоль восточной стены.
– Думаю, что знаю, о какой калитке речь, – заметил Даффи. |