– Это почему же?

– Да кто тебе поверит? У тебя нет ни доказательств, ни улик. Думаешь, прокурор Маттеуцци допустит, чтобы по обвинению в убийстве какого‑то араба арестовали начальника уголовной полиции?

– Я уничтожу тебя на месте, всадив тебе пулю в живот. Ты хотел меня убить, и мне эта игра не понравилась.

– Подожди. – Голос Кау звучал надтреснуто: боль сдавливала ему горло. – Я рассказываю тебе всю историю, а ты вытягиваешь меня отсюда, идет? Это честное предложение.

– А дальше ты доберешься сам?

– Послушай, в жизни не все зависит от тебя.

– По‑твоему, я захочу жить, постоянно ожидая удара в спину?

– Можешь составить на меня досье.

– Которому никто не поверит?

– Возможно, что и никто, но убить тебя после этого я уже не рискну.

– Вернемся к началу дела, – перебил его Мормино.

– Как ты догадался? – спросил Кау.

– Я ни о чем не догадывался, пока не услышал твое «вот мы и на месте» на последнем повороте.

– Вот черт!

– Даже лучшие ошибаются. Скажем так, я уже знал, что рыжеволосый мужчина на фотографии – не Дзуккини. У него на шее не было татуировки. Ты сам навел меня на эту мысль, показав фотографии Джованни после ареста. На них он голый, и татуировка хорошо видна. Раньше я не обращал на это внимания, на фотографиях из архива полиции татуировки не было.

– Я хотел испытать тебя, одержимый.

– Ты настолько меня боишься, что решил покончить со мной.

– Обычная мера предосторожности.

– К счастью для тебя, на фотографии твоего шрама не видно.

– Я знаю, его скрывает борода.

– Да, и все лицо в тени. Жаль, это была бы неплохая улика.

– Ты мог бы догадаться и раньше…

– Почему ты убил Лукмана?

– Тоже мне, служитель правосудия и поборник истины! Да кому нужен какой‑то араб‑наркоман, который ошивался в больничном подвале? Большинство людей, которые из‑за него вышли на улицы города, своими руками прибили бы его, если бы знали, какое он дерьмо!

– Я хочу это знать.

– Да он прогнил насквозь: принимал таблетки и кололся, эксплуатировал и насиловал нигерийских девчонок, тех, что не хотели идти на панель.

– И за это его нужно было убить?

– Да, но он умер по другой причине.

– По какой?

– Эта скотина пыталась меня шантажировать. Я проник в больничные подвалы, чтобы оттуда контролировать ситуацию с наркоторговлей. Кого там только не было: бродяги, алкоголики, наркоманы, некрофилы – последние отбросы. Я переодевался и кололся, как и они. При этом я использовал наркотики, конфискованные моей бригадой, и лекарства из аптеки больницы.

– Ты что, таким образом подрабатывал?

– Нет. Так я мог оставаться лучшим среди вас, кабинетных крыс. Я знал обо всем, мог контролировать ситуацию и сдерживать ее. Я предотвратил немало происшествий, которые не раз могли отправить весь город в тартарары. Что ты знаешь о тех, кто живет там, внизу? У меня есть картотека на каждого из обитателей ада, которой нет ни в одном полицейском архиве. Есть верные люди. И я не заработал на этом ни гроша. При помощи денег и наркотиков я заставил служить информаторами людей, которые обычно избегают общения с полицейскими, – для того, чтобы они не натворили лишних бед. Да, я по уши вывалялся в грязи, я не такой чистоплюй, как ты.

– При чем здесь Лукман?

– Он видел, как я, переодетый, разговаривал с его дядей. Уж не знаю, как ему удалось признать меня в другом обличье, но он разглядел меня вблизи в подвале и все понял.