– Это полная чушь!

– Это мне адресовано? – Кау горько усмехнулся. – Мы, блюстители справедливости, привыкли притворяться. Ты тоже привык лгать: мне, прокурору, своим начальникам. Что руководит тобой? Стремление к правде или амбиции? Правдоискательство – не для нас, мы обязаны гарантировать порядок. Находить виновных и вовлеченных в преступление не наша цель.

– Если ты хочешь оправдать себя таким образом, отправляйся к дьяволу!

– К чему мне себя оправдывать? Я делаю свою работу. Я знаю этот город лучше, чем любой полицейский или карабинер. Как ты думаешь, кто из детективов спускался в подвалы больницы? Там был только я. Сколько полицейских знают о том, что творится на заброшенной фабрике? Я реконструировал всю сеть наркоторговли и не дал городу взлететь на воздух. Я, а вовсе не политические рассуждения Маттеуцци, не работа полицейских и вовсе не твои книги и отчеты. Да, я действую лучше тебя и лучше, чем все работники твоего отдела. Здесь нужно знать каждый камень и то, что находится под ним. Нужно предвидеть то, что может случиться, и уметь моментально принять решение.

– Как в том случае, когда ты свалил вину на Дзуккини.

– Он был опасным фанатиком. Между прочим, Аврора Мальи чувствует себя уже намного лучше.

– Но он не убивал Лукмана.

– Зато поджег машину своего профессора, участвовал в избиениях, продавал оружие, изнасиловал девушку и сжег гипермаркет. Он хотел начать межрасовую войну, чтобы охотиться за иммигрантами. Ты все еще оплакиваешь его?

– Как ты на него вышел?

– Он всегда был у меня под колпаком. Запомни: предвидеть и предупреждать. Я контролировал его, чтобы избежать неприятностей.

– У тебя было на него досье. В оригинале не хватает нескольких страниц и фотографий.

– Да, а также результатов психиатрической экспертизы. Об этом позаботились его родители. Они всегда боялись, что их отпрыск плохо кончит. Это не такой документ, чтобы легально хранить его в прокуратуре. Такая уж была у него судьба.

– Да, ты смог оказать ему помощь…

– Я начал следить за ним, как только нашли труп Лукмана: хотел свалить на него убийство, но не знал, что еще готовят нацисты. Мне повезло. Проверив списки звонков с его мобильного телефона, я обнаружил, что в ночь на двадцать девятое ноября он звонил домой из дискотеки, которая находится неподалеку отсюда, примерно километрах в четырех. Там он и провел тот вечер и теоретически вполне мог побывать в шахте. Тунисцев пришлось отыскать только по настоянию Маттеуцци. Я догадывался, что это может повлечь за собой неприятности. Они уже несколько месяцев жили в палатке за холмом. Арестовать их не составило труда. Потом я уговорил тунисцев сказать, что в шесть утра они видели у входа в шахту молодого человека со светлыми волосами.

– Ты выстраивал доказательства против Дзуккини.

– Да, но все никак не мог предъявить их. Доказательства должны были быть предъявлены в присутствии квалифицированных свидетелей: полицейских, карабинеров, судейской коллегии. Агати получил показания от Заркафа, и тот рассказал все так, как велел ему я. После этого он опознал в трех тунисцах, которых в глаза не видел раньше, друзей Лукмана. Агати присутствовал и при допросе охотников, нашедших тело. А после слышал своими ушами, как Ахмед узнал Дзуккини на фотографии. Честно говоря, я боялся, что этот ублюдок не сможет правильно указать нужное фото, хоть я и показал ему снимок двумя часами раньше. Безусловно, Дзуккини сам помог засадить себя за решетку, когда Агати застал его с Авророй Мальи. Он вообще оказался подходящим типом. Мне это стало ясно после того, как я прочел его психологическую характеристику. Довершили дело Агати и Де Сантис, которые видели все своими глазами.