Сегодня ему не везло. Вот опять двойка выпала.

— Дядь Мхор, — парнишка обиженно посмотрел на него.

— Туманники прибыли, — издевательски хмыкнул Мхор. — Вот послужишь с моё… туманники… Они тут каждый год… с крылыми. Ещё и летают на них. А, не видел? А я видел. Это по первой они все как чу̀ди из сказок. Я уж за сорок лет на них всяких насмотрелся. Песчаники, туманники, оборотни… — старый вояка досадливо крякнул и осенил кости изгоняющим пакостных духов знаком. — Помню, на третий год моей службы явились к нам варлѝйцы правды требовать. Шерсть на брюхе в огне, гребень льдом порос, а когти что сабли! Ух, едва тогда позора срамного не хлебнул! Да ты ж пропасть…

Кости опять легли двойкой, и Мхор в досаде едва столешницу не проломил.

— А сегодня-то змеехвосты явились, — третий стражник, плечистый и крепкий Ра̀шка, жахнул кости о стол и расплылся в благостной улыбке: везло! — Сам император к ним вышел.

— Да что на них смотреть, — ревниво отгрызнулся Мхор. — Хвост и хвост. Гадство редкостное, да чего ж в мире не бывает?

Словно в ответ на его слова снизу, будто из недр земли, пришёл разъярённый звериный рык. Стражники вздрогнули, схватились за мечи и заозирались. Почти сразу рыку вторил жутковатый смех, как будто во дворце под их ногами бесновался Тёмный дух.

— Ох, Мать-Божиня, — Мхор осел на бочку и вусмерть побледнел. Голос сделался тонкий и слабый. — Неужто… тот явился?

[1] Ш-ш-п-ха-а-а-а-ри — с наагатинского «шпха̀ри» переводится как голова.

[2]Сат! — непереводимое наагатинское междометие, выражающее крайнее раздражение.

[3]Бассадѐшыс! — Тёмные!

Глава III. Тёмных не зовут, но они приходят

— Поганец, — тихо-тихо ворчал Ссадаши, рыская из-под капюшона глазами.

— Прям песня, — довольно рокотал Вааш: в кои-то веки не Ссадаши насолил кому-то, а ему самому малость подсолили жизнь. Нет, всё же мудр повелитель… порой. — Дай мальчишке волю. Он и так нервный сюда ехал. Если ты ещё свету не дашь, так совсем по чешуйкам разлетится[1]. Будут потом его любить при дворе так же, как тебя.

— Как меня не получится, — хрипло рассмеялся Ссадаши, но выискивать Шаша и Лаодонию не прекратил.

Обманув охрану усталым видом и томными взглядами в сторону жены — ой, не спать ему хотелось! — наагасах Шашеолошу к вечеру сбежал из дворца вместе с Лаодонией. Прогуляться. Главе Затуманенных[2] не составило особого труда выйти не замеченным и вынести с собой драгоценную супругу. Об их исчезновении никто бы и не догадался, если бы заподозривший неладное Ссадаши — нюх у него на это — бесстыдно не вломился в покои наагасаха.

— И чего они здесь каждый раз смотреть ходят? — ворчал Ссадаши.

— Человеческие города быстро меняются, а Лаодония всё же здесь выросла. Соскучилась наверняка, — Вааш лучился благодушием.

Пару часов назад прилетел пернатый посланник и принёс ему письмо из дома, и подобревший наг смягчился и беспрестанно вытаскивал из кармана помятый лист бумаги, чтобы полюбоваться на рисунок дочери. На взгляд самого Вааша мама у девочки получилась очень узнаваемая, Ссадаши же видел в твари с треугольным лицом крылатую чудь с Вархава̀рских гор. Но обычно язвительный наагалей благоразумно молчал: он хотел найти Шаша, а не искупаться в городском рве.

— Да ты не переживай, самое страшное, что здесь может случиться — это ты, — Вааш хохотнул и похлопал друга по спине.

Тот зашипел и закашлял.

— Видел, как лица советников императора перекосились? Только этот… граф Ос… Осм…

— Мо̀сце.

— Ага, Мосце.