— Хочется пить-то, хоть вчера и много чаю пили, — повариха.

— Это от самовнушения, я думаю, — Воскресенская. Она сказала это задумчиво по-прежнему, в овечьи глаза смотря остановившимися глазами, сама похожа на овцу сейчас — встрепанная, глаза притухшие, подпухлые, лицо сонное.

— Миш, а ты б вышел, на крокодила своего глянул…

— Так подох, наверное.

— Ты б поднес, может, воскреснет. Я тоже с утра что мертвый был, а как выпил — хоть куда.

— Так он ж непьющий.

— А я пьющий, что ли? Только по праздникам…

Выпили снова.

— М-между прочим, — говорил Володя, — казах нам вчера опять р-рассказывал об источнике об этом, п-помните?

— О чем? — скривила губы Воскресенская.

— Об источнике в Б-беш-Булаке. Так вот, липа оказалась, самой ч-чистой воды бред.

— Ах, не до того. Конечно, бред. Вы бы лучше о нашем положении подумали. Господи, неужели мне одной…

— Н-нет, вы не правы, — Володя, подвыпив, становился вязок, — д-до вчерашнего дня в-вероятность того, что он не врал, нельзя было со счетов сбрасывать. П-пускай одна сотая… Представьте-ка. Если бы это оказалось п-правдой, то теперь м-мы не столкнулись бы с проблемой, перед которой м-мы стоим сейчас. Мы м-могли бы разделить отряд…

— Будь у бабушки ружье, она была бы дедушкой.

— Да о чем вы все. Что вы расселись. Допивайте и… — Но сама отчего-то с места не поднималась. — С этим шутить нельзя в пустыне. Вода кончилась, шутка ли…

— А кто шутит-то. Чичас едем, — шофер.

— Бутылку с собой берем? — Миша.

— Эту? — Володя.

— Сдавать, что ль, пушнину собрался, товарищ геолог?

— Да в пустыне и без нас этого добра… Полную берем!

— А з-здесь есть еще. Как же быть?

— Вот задача так задача. Наливай!

— Орехову не надо, — только и хватило сил у Воскресенской сказать.

— А ты, Людка, тоже прими. И одевайся! — кричал Миша.

— И ты, Федоровна. Чичас я тебя с ветерком прокачу…

— Нет, нет, что это вы все. В лагере должен кто-то остаться…

На секунду вдруг все оборвались, смех притих, все недоуменно на Воскресенскую посмотрели, и вдруг Миша:

— Так Орехов же! — изумленно.

— Я? — вскрикнул парень.

— Ты ж всегда остаешься. Как же иначе?

— Так ведь… так ведь… ведь это я нашел-то!

— Ха, да все давно знают, где это, правда, Люд?

— И я з-знаю, — утвердил Володя, — м-мне вчера показали.

— О, все знают! — воскликнул Миша торжествующе. — А он: я открыл, я нашел… Чего ты открыл-то? Мы пока ездить будем — ты себе в тетрадочку попиши. Ведь ты любишь в тетрадочку писать…

А Воскресенская думала: только б не забыть, что-то такое вертелось, не забыть бы только…

Все повскакали с мест, один парень остался на месте, как приколоченный. Да овца на полу. Других же охватила точно лихорадка, так рассуетились. Миша толкал в карман штанов бутыль, шофер тащил запасную канистру с бензином, Володя топтался бестолково, повариха на голову платок искала, а Воскресенская вдруг вспомнила: ну да, перемещение воздуха, перепад давлений, тьфу ты, куцее какое объяснение, а ведь так гудит… И тоже — собираться.

Захватили и ведра, и черпачок, и две фляги.