Мадам Кольбер просматривала список.

— А, oui, — пробормотала она, — вот: оно стоит пятьсот тысяч франков.

Щёчки-яблочки миссис Харрис побелели. Да таких денег во всём свете нет!

— Или, — продолжала мадам Кольбер, — пятьсот фунтов стерлингов, или одна тысяча четыреста американских долларов; а с нашей скидкой…

Восторженный крик миссис Харрис перебил ее.

— Слава богу! Как раз столько у меня есть! Значит, я куплю его! Так я заплачу?.. — и, неуклюже забравшись под юбку, под бархат и гагаты, под каркас платья и всё прочее, она выудила свою сумочку.

— Разумеется — если желаете. Но я не хотела бы иметь дело с таким количеством наличных денег. Я попрошу мсье Фовеля спуститься сюда, — ответила мадам Кольбер, снимая телефонную трубку.

Через несколько минут в кабинке появился молодой, светловолосый мсье Андре Фовель; наблюдательные глазки миссис Харрис, конечно, сразу узнали того самого красивого молодого человека, который с таким обожанием глядел на Наташу

Что же до мсье Фовеля — он смотрел на украшенную «Искушением» миссис Харрис с почти нескрываемым ужасом — ибо это более чем земное создание оскверняло платье, в котором была его богиня! Все равно как если бы девица с Пляс Пигаль или Рю Бланш завернулась бы во флаг Франции!

А невозможное существо улыбнулось ему, демонстрируя не слишком хорошие зубы (к тому же не все были на месте); щёки существа сморщились, напоминая мороженые яблоки, и оно произнесло:

— Вот они, голубчик — четырнадцать сотен, и представьте, это как раз всё, что у меня есть, до монеточки! Ей-Богу! — и вручило мсье Фовелю пухлую кипу долларов. Мадам Кольбер поймала выражение на лице молодого бухгалтера. Она могла бы сказать ему, что, собственно, им сотню раз на неделе приходилось проходить через подобное испытание — когда безвкусно одетые старухи уносили прекрасные платья, сотворенные для прекрасных женщин. Она мягко коснулась руки мсье Фовеля и в нескольких фразах по-французски обрисовала ситуацию. Увы, эта история не сумела смягчить мсье Фовеля, на глазах которого покровы, только что касавшиеся тела божественной Наташи, подвергались столь беззастенчивому осмеянию и издевательству.

— И перешивать ничего не надо! — радовалась миссис Харрис. — Я его беру как есть. Заверните!

Мадам Кольбер улыбнулась.

— Но, дорогая, вы же понимаете — мы не можем продать вам это платье. Ведь это модель, и летние показы продлятся ещё месяц. Мы, разумеется, изготовим для вас другое — точную копию…

Тревога ледяной рукой сжала сердце миссис Харрис, когда до неё дошли слова мадам Кольбер.

— Господи… Изготовите для меня… — повторила она и, вдруг словно постарев на глазах, глухо спросила: — Сколько… сколько это займет?

Теперь встревожилась мадам Кольбер.

— Обычно это занимает от десяти дней до двух недель, но для вас, в виде исключения, мы сделаем это за неделю…

Последовавшая затем долгая пауза завершилась вырвавшимся из глубин души миссис Харрис стоном:

— Вы понимаете, что вы сказали?! Я же не могу остаться в Париже! Моих денег хватит только на обратную дорогу! Значит, у меня не будет платья!..

Она увидела себя дома, в Бэттерси, в мрачной и пустой квартире, без платья. Только с бесполезной кучей денег. Зачем ей они, эти деньги? Ей нужно было «Искушение», она хотела его, она рвалась к нему душой и телом — хотя и понимала, что никогда и никуда в этом платье не выйдет.