Мы пошли вниз по течению. У меня только ноги промокли, а на парнишке сухой нитки не осталось. Он прикусил губу кривыми зубами, чтобы они не стучали.

На участке за сужением рыбины не оказалось, на следующем тоже. Мы переглянулись и заволновались – вдруг она действительно ушла ниже по течению и забралась в какой глубокий омут. Но именно тут эта сволочь плеснула у самого берега, сбросив хвостом ком земли в воду, и снова рванула вперед. Прошла еще одно сужение – здоровенный хвост задран вверх. Я видел, как она покружила у берега и остановилась: хвост наполовину торчит из воды и слегка шевелится, чтобы течением не сносило.

– Видишь ее? – сказал я.

Парнишка вгляделся. Я взял его за руку и указал его пальцем.

– Вон она где. Так, слушай. Я спущусь вон туда, к протоке между берегами. Видишь куда? А ты стой тут, жди сигнала. Потом пойдешь вниз. Ясно? И на этот раз не пропусти ее, если она вдруг рванет вверх.

– Угу, – сказал парнишка и пожевал губу этими своими зубами. – Уж на этот раз мы ее поймаем, – сказал он, весь перекосившись от холода.

Я выбрался на берег и пошел ниже, стараясь совсем не шуметь. Соскользнул с берега, вышел на середину. Зверюгу нашу не увидел, сердце упало. Вдруг она успела уйти? Уплывет немножко ниже – там омутов полно. Уже не достанешь.

– Там она? – крикнул я. Задержал дыхание.

Парнишка махнул рукой.

– Я готов! – крикнул я.

– Пошла! – крикнул он в ответ.

Руки у меня дрожали. Ручей был шириной фута три, берега землистые. Вода низкая, но течение быстрое. Парнишка двинул вниз по течению, в воде по колено, кидая перед собой камни, брызгаясь и вереща.

– Пошла! – Парнишка замахал руками.

Тут и я увидел рыбину: плывет прямо мне в лоб. Увидев меня, она попробовала отвернуть, но было уже поздно. Я шлепнулся на колени, фыркнул от холода. Обхватил ее руками, вцепился пальцами, вверх, вверх, приподнял, вышвырнул из воды, мы оба рухнули на берег. Я прижал рыбину к рубашке, она билась и извивалась, пока я не дотянулся вдоль скользких боков до жабр. Одной рукой добрался до пасти, сжал ей челюсти. Теперь было ясно, кто победит. Она все билась, поди удержи, но я ее сжал крепко и не собирался отпускать.

– Поймали! – заорал парнишка, пришлепав ближе. – Поймали, мать твою! Ух, здоровущая! Ты только погляди! Дай-ка подержать! – верещал он.

– Ее сперва нужно убить, – сказал я.

Второй рукой нащупал ее горло. Потянул голову назад изо всех сил, стараясь не нарваться на зубы, услышал тяжелый треск. Рыбина медленно содрогнулась и замерла. Я положил ее на берег, и мы оба стали ее разглядывать. В длину не меньше двух футов, странно тощая, но здоровенная – мне еще такие не попадались. Я снова ощупал ее пасть.

– Эй, – сказал парнишка, но продолжать не стал: понял, что я собираюсь сделать.

Я смыл кровь и снова положил рыбину на берег.

– Поскорее бы папке показать, – сказал парнишка.

Мы оба вымокли и дрожали. Разглядывали рыбину, трогали. Раскрыли здоровенную пасть, ощупали зубы – несколько рядов. Бока у рыбины были драные – белесые рубцы размером с двадцатипятицентовики, почему-то припухшие. Порезы на голове, у глаз и рядом с носом, – видимо, рыбина билась о камни или дралась с товарками. Но все равно очень тощая, слишком тощая для такой длины, розовые полоски на боках едва просматривались, а брюхо было серым и обвисшим, а не белым и плотным, как положено. И все же я подумал: и так неплохо.