Солнце едва село. Море и западное небо мерцало желтым цветом. Над головой и на востоке небо уже стало темное, как синяк. На ветру курились рваные облака. Они наполняли Ис сумерками. Больше никого из людей не было видно, только через тропу молниеносно пробежал чей‑то ручной хорек.

До дома Виндилис идти было недалеко. Удивленный слуга впустил Дахут внутрь просто убранного помещения. Королева вышла из глубины дома, увидела, кто это, и сказала:

– Отдай свою шаль слуге. Ты ведь останешься поужинать, да? Но поговорим мы сейчас же.

Она занималась чем‑то у себя в скриптории. Свет от свечей падал на счета храма и на письменные принадлежности. Воздух был холодный; она включала свой гипокауст* note 1 только в сильнейшую непогоду. Королева взяла Дахут за локоть, усадила ее и принесла сиденье для себя. Лицом к лицу, почти соприкасаясь коленями, они наклонились друг к дружке.

– Зачем ты меня искала? – спросила Виндилис. Тон был беспристрастный.

Дахут облизнула губы языком.

– Мне нужен… совет, помощь.

– Это понятно. Но почему у меня?

– Ты, думаю, ты во многом сильнее всех Девяти. Ты, конечно же, самая – самая преданная. Я имею в виду, богам.

– Хм, это спорный вопрос. Я бы сказала, что Ланарвилис, по крайней мере, набожнее меня. К тому же, она всегда охотнее воспринимала этот мир таким, какой он есть, обладая большими знаниями и опытом. Ты знаешь, она на Сене, но завтра…

Дахут замотала головой.

– Нет, пожалуйста. Может, я и на нее положилась бы. Но ее связывают узы, от которых ты, по‑моему, свободна.

– Верно, порой она ставит политические соображения выше того, что мне кажется более важным, – согласилась Виндилис. – Что ж, дорогая, продолжай, и можешь быть в полной уверенности, что я сохраню это в тайне. Догадываюсь, что речь о сегодняшней битве.

Дахут кивнула. Прежде чем продолжить, Виндилис внимательно на нее посмотрела.

– Ты хотела, чтобы исход был другим. – Дахут затаила дыхание. Виндилис подняла ладонь. – Можешь не отвечать. Граллон твой отец, который носил тебя на руках, когда ты была маленькой, мастерил тебе игрушки, рассказывал сказки и показывал звезды.

– Но теперь он неправ, – крикнула Дахут, – неправ, неправ!

– Я бы сама хотела, чтоб победил Томмалтах. Воля богов оказывается куда более странной, чем я могу понять. – Ее слова смягчились. – О, пойми меня, я не ненавижу Граллона. У меня не хватает на него зла, но когда он погибнет, я оплачу его раньше, чем найду в себе силы вынести те злодеяния, от которых новый король не пощадит так, как пощадил он. Поскольку он не был богам другом, он стал их заклятым врагом. Дахут, ты будешь далеко не единственной королевой, отец которой был убит ее собственным королем. Если хочешь, думай о нем так, будто он ушел туда, где обитает его Митра.

Дахут взяла себя в руки.

– Некоторые галликены считают, что он по‑прежнему нам нужен, противостоять Риму. – Голос стал резким. – Ты тоже?

– Так утверждает Ланарвилис, – уклонилась от ответа Виндилис. – Хотя и с неохотой. Некоторые из нас искренни; они бы рады, чтобы он никогда не умирал. А некоторые другие… что до меня, то я вижу то, что вижу; но Боги не склонны давать объяснения.

– И ты признаешься, что желала победы Томмалтаха! Я так и знала. Вот почему пришла к тебе.

– Будь осторожна, – предостерегла Виндилис, – ты всегда была отчаянной. Мы ступаем по зыбкой почве.

– В чем я больше всего нуждаюсь, так это в совете и помощи.