|
Она была, наверно, внебрачной дочерью дворянина. Очень похожа на дворянку… Маи заметил его взгляд. Неожиданно он подмигнул Рэндо и поманил его. Тот, не отдавая себе отчета в том, что делает, послушно подошел. — А, — сказал Маи, пьяно улыбаясь; глаза его липко блестели от близости женщины и от эротических заклятий, — Рэндо… что, тоже Улава нравится? Девица захихикала, благосклонно глянув на Рэндо, и изобразила смущение. — Госпожа Улава просто цветок, — сказал он. Золотые глаза Маи были одуряюще яркими. — Как друзья делят женщину? — глубокомысленно сказал он. — А вот… по-дружески! Госпожа Улава, дозволите ли друзьям остаться друзьями, и не сходиться на дуэли ради вашей несравненной красоты? Девица разрумянилась, вульгарно играя плечами; в ней больше не было ничего от дворянки. Рэндо стало почти противно. — Примирять мужчин есть высокая обязанность женщины! — сказала шлюха. Хараи подумал, что она не очень глупа. От сердца отлегло. Маи снова подмигнул. — Рэндо… вместе? И они действительно поднялись в комнаты вместе. Прежде Хараи пробовал плотскую любовь один раз, тоже с проституткой, но был тогда так пьян, что даже не помнил, получилось у него что-нибудь или нет. На сей раз Рэндо не ударил в грязь лицом. Его мужской орган стоял непреклонно, твердый, налившийся кровью, размерами он был под стать всему его большому крепкому телу; кажется, широкие плечи и бугрящаяся мускулами грудь Рэндо показались девице Улаве привлекательней, чем сухопарые бледные стати Маи. Во всяком случае, старания к ласкам она прилагала больше. Они кончили по два раза, использовав рот и зад девицы. Маи в изысканных выражениях поблагодарил ее, и, в общем, поход был признан успешным, а бордель — заслуживающим высокой оценки благородных господ. Рэндо согласно смеялся и поддакивал, чувствуя себя все еще пьяным. Мысли ходили медленно, точно в какой-то воде. Той же ночью ему снился сон. Они с Маи были в той же комнате дорогого борделя, но без всяких девиц; и Маи обнимал его, улыбаясь пьяной, липкой, развратной улыбкой, и прижимался всем своим бледным худым телом, так что поднявшиеся их члены терлись друг о друга. Рэндо не знал, что можно делать еще, и во сне тоже этого не увидел. Для того чтобы излить семя, ему оказалось достаточно иллюзорных объятий и жесткого, надменного, насмешливого рта, приоткрывшегося рядом с его губами. Проснувшись, он долго лежал, глядя в беленый потолок, с колотящимся сердцем, в поту. До сих пор он старался не думать о том, какую природу имеет его болезненная привязанность к Маи, но теперь уже невозможно было лгать себе. Накануне, овладевая проституткой, он не испытывал ни малейшего влечения к ее пухлым губам и бедрам, его член стоял, потому что он хотел Маи — товарища, брата-курсанта, друга. И тогда Рэндо со всей суровостью юности принял решение: совершенно уничтожить свое уродливое сладострастие. Нет ничего благороднее дружбы, и дружеские чувства, которые он питает к Маи, никто не сможет осудить. Рэндо даже искусственно привил себе надежду, которой не верил и осуществления которой совершенно не желал: встретить женщину, которая пробудит в нем страсть, и соединить с нею судьбы. Он был достаточно жесток к себе, чтобы первая часть его плана увенчалась успехом. Лишь изредка, когда он по какой-то причине терял всегдашнее спокойствие, подавленные стремления поднимались, как буря, но воля Рэндо Хараи, которая от таких упражнений приобрела твердость стали, легко смиряла их. Потом был Восточный поход. Там, где гремит боевая магия и льется кровь, трудно хранить спокойствие. В особенности если страна, покорно раскинувшаяся перед завоевателем, столь соблазнительна, столь богата искушениями. |
