Кто-то руками уперся мне в спину и сказал:

– Эй, полегче! Не упадите! – Пол Фенстер – а я и не заметил его в толпе зрителей – поддержал меня, когда мы разъялись.

Ланья сказала:

– Можем и упасть, Пол. Не страшно.

Кто-то вбросил в круг очередную цепь. Мантикора и игуанодон поймали, столкнувшись, призрачно сияя. Хлоп!

– Эй, хорошая у вас школа, – сказал Денни. – Я Ланье помогал с детьми.

– Я тебе рассказывала про Денни, помнишь, Пол? Это он придумал всем классом пойти на экскурсию, и все отлично получилось.

Перечитываю единственное между этими замызганными картонками описание Пола Фенстера – и такая мысль: поскольку жизнь может закончиться в любое когда, надежда на откровение или перопетию если и не идентична, то равносильна безумию. Они придают жизни смысл, однако надежда на них лишает нас способности его проживать. И потому я по-прежнему записываю эти случаи. Но сейчас искусство случайного интересует меня лишь в меру его соприкосновения с жизнью… о чем, впрочем, я где-то на этих страницах писал уже минимум трижды. Зато не писал, что поэтому меня все меньше интересует случайность искусства. («Секс без вины»?¹ Энтелехия без предвкушения!) Я вот просто думаю: вел бы себя Пол как-то иначе тем вечером в парке, если б знал, что спустя шесть часов ему четырежды выстрелят в голову и шею?

Я сказал:

– Я там ни разу не видел никаких детей. Голоса слышал. На магнитофоне. Но по-моему, настоящих детей у вас там никогда не было.

Ланья посмотрела на меня странно.

Фенстер рассмеялся:

– Ну, ты сам привел нам пятерых.

¹«Секс без вины» (Sex Without Guilt, 1958) – работа американского психолога и сексолога, одного из пионеров когнитивно-поведенческой терапии Альберта Эллиса, на момент выхода считалась очень либеральной; впоследствии была доработана с учетом развития взглядов Эллиса, в частности на гомосексуальность, и вышла в 2001 г. под названием «Секс без вины в двадцать первом веке» (Sex Without Guilt in the Twenty-First Century).

– Но там не было… – Ощущение такое, будто две разъединенные плоскости вдруг сомкнулись заподлицо; нестерпимое облегчение. – Я привел пятерых… в школу?

– Вударда, Розу, Сэмми?.. – сказала Ланья.

– Ты же помнишь, – сказал Денни. – Стиви? Марселина?

– Я помню, – сказал я. – Я знаю, кто я…

– Майкл Генри, – сказал Денни.

Я положил руку Фенстеру на плечо:

– Иди потанцуй.

– Не, меня голожопость не прельщает.

Я хмуро воззрился на танцоров; нагишом плясали всего человек пятнадцать-двадцать.

– Давай-давай. – Я его толкнул; он попятился. – Можно не раздеваться. Просто потанцуй.

Фенстер покосился на Ланью. Чтоб за него вступилась? Мне мельком привиделось, как он запахивает ей рубашку на грудях, застегивает верхнюю пуговку, гладит по голове и уходит.

– Давай. – Я разозлился. – Пляши!

– Шкет, хватит, – сказала Ланья и взяла меня под руку.

Фенстер уже уходил, смеясь.

– Хочешь присесть? – спросил Денни.

– Пошли, – сказала Ланья. – Присядем.

Денни тоже взял меня под руку; но я вывернулся и обернулся.

Фенстер шагал среди танцующих – толкнул, поймал упавшую на него девушку в одной мокрой футболке, поднырнул под блестящую цепь, что натянулась меж сияющих тварей, скакавших под деревом.