– Чего ты добиваешься? – спросила Ланья.
– Раздень меня. Мне больше не надо… не надо ничего.
Я бросил сапог поверх жилета. Задрал подбородок и содрал с себя семь цепей и проектор. Звенья продрались по соскам. Шатаясь, я поднял цепи над головой и разжал руки. Одни ударили по носу, по щеке, по уху. Другие упали на плечо и, звякая, убежали в траву. Я опустил взгляд, расстегнул двойной шпенек на ремне; спихнул штаны по ногам. Ланья придержала меня за плечо, чтоб я не упал, выдергивая ступню из штанины.
– Полегчало? – спросил Денни.
Я приступил к застежке сбоку на шее. Как будто колонна насекомых припустила вниз по животу и застряла в волосах на лобке. Оптическая цепь обвисла на лодыжке.
– По-моему, ты ее порвал, – сказала Ланья.
– Я могу починить, – сказал Денни. – У меня ногти…
– Не надо, – сказал я.
Люди – из коммуны, из гнезда, из толпы просто зрителей – хлопали и скакали у огня. Еще семеро, рявкая, вскрикивая и взвизгивая, вырвались из драного кольца, завертелись среди и под (одна очень черная девочка скакнула над) оптическими цепями, исчертившими всю поляну. Звериные головы, выдутые из света, как из стекла, прорывали дымную завесу; от резкого воздуха нам саднило горла.
Сдвинув головы и перешептываясь, ко мне направлялись три силуэта. Саламандр в центре совещался с Вороном и Собором. Ворон и Саламандр были голые. (На висках, подсвеченные костром сзади, ярко вспыхнули кудри – формы и цвета разные…) Рука Саламандра лежала у Ворона на плече.
Саламандр говорил:
– Охрана! Слыхали, а? Калкинз просит охраны?..
Собор сказал:
– Скорпионы никого не охраняют.
Саламандр сказал:
– Они там расстреляли почти все, сука, окна почти во всем, сука, доме! Слышь, это ж спятить можно!
Ворон спросил:
– Расстреляли дом Калкинза? Снайпер?..
Саламандр сказал:
– Да не Калкинза! И никакой, блядь, не снайпер! Люди эти, из универмага. Помнишь дом здоровенный, где Тринадцать раньше жил на шестнадцатом? Так они, слышь, расстреляли его подчистую, почти все, сука, окна!
– Ёпта! – Собор затряс головой. – Эти белые хуже ниггеров!
– Охрана! – фыркнул Саламандр.
Ворон засмеялся.
Они ушли в темноту.
Я смотрел на огонь. Одна штанина так и болталась на лодыжке. Я раскачивался, и раскачивалась оптическая цепь на икре.
– Я хочу… плясать.
– Так ты из штанов-то вылезай тогда, – сказал Денни. – Споткнешься ведь. – Но похоже, не хотел, чтоб я пошел.
От каждого хлоп! в черепе что-то вздрагивало и вспыхивало само по себе. В ушах гремело, будто я склонился к барабану. От каждого взрыва чокнутое эхо запинками дразнилось в драном шуме. Я сделал шаг, рукой разминая гениталии. Чувствительные. Еще шаг.
– Осторожно…
Ланья, видимо, наступила на мою штанину – штаны слезли. Я споткнулся, но пошел дальше. Туда, где плясали.
В черной водолазке он стоял среди зрителей, скрестив руки на груди. Не заметил, что я смотрю. Но Сеньора Испанья, и Б-г, и еще кое-кто заметили и перестали плясать. На шее у меня висели призмы и линзы. Зеркала и призмы раскачивались на запястье. Линзы и зеркала свисали с лодыжки и волочились по траве.
Он шевельнулся. Пламя костра стряхнуло патину ему на темные волосы.
– Эй!.. – громко сказал я. – Я теперь знаю, кто… кто я. А кто ты?
Он мне нахмурился.
– Кто ты? – повторил я. – Говори. Я знаю, кто я! – Еще кое-кто бросил плясать и прислушался. |