Вдвоем они завернули труп собаки в рогожу и унесли в долину, таясь от графа Бернарта, а пуще того – от служанок матери, чтобы те не подумали дурного. Псарь страшился этого куда больше, чем девочка.

    Неподалеку от одной деревеньки, в малой рощице, выкопали могилку. Обливаясь слезами, девочка в последний раз прижала к себе Мартына, погладила его мягкое шелковистое ухо.

    – Прощай, Мартын, внучок мессена дьявола, – сказала она. – Я никогда не забуду тебя.

    – Ну, будет, – проворчал псарь. Он отобрал у Петрониллы Мартына, уложил его в могилку и закопал. Петронилла смотрела, как он работает.

    – Роатлант, – окликнула она псаря. Тот не сразу отозвался, ибо так и не привык к имени, которым она его наградила. – Роатлант, неужели мы так и оставим его здесь лежать? Одного?

    – Ага, – сказал псарь. – Так всегда и поступают с покойниками.

    Петронилла что-то напряженно обдумывала. Псарь с интересом уставился на нее: какая еще затея посетит неугомонное дитя графа Бернарта.

    – Давай хотя бы крест поставим, – сказала она наконец.

    – Он же не человек, – возразил Песий Бог. Ему было лень мастерить крест.

    – Ты же сказал, что он – как все покойники…

    – Так-то оно так, да только крест ставят лишь тем, кто окрещен.

    Петронилла хитро посмотрела на своего безносого друга.

    – А когда ты помрешь – тебе тоже крест на могилу поставят?

    – Почем я знаю. Может, меня в общую яму бросят.

    – А сверху все-таки крест поставят.

    – Поставят, – нехотя согласился псарь.

    – Вот именно! – торжествуя, сказала Петронилла. – А ведь ты даже не знаешь точно, крещен ли ты.

    – Я другое дело. Я все же человек.

    – И мессен дьявол твой родич. А крест все-таки поставят.

    Песий Бог понял, что спорить бесполезно. Вздохнул и принялся мастерить для Мартына могильный крест.

    * * *

    Мартынова могилка в роще одно время была наиболее чтимым Петрониллой уголком обитаемого мира. Девочка приносила туда цветы, ленты, фрукты, по целым дням просиживала в одиночестве, ведя долгие беседы со своим любезным Мартыном.

    Но потом прошло лето, настала осень, а когда минули и зимние холода, возвратился из Тарба Рожьер де Коминж, и Петронилла позабыла и свою дружбу с Песьим Богом, и печаль по Мартыну: теперь рядом с нею был брат, рыцарь, самый прекрасный человек на земле.

    4. Выбор Понса Амьеля

    1194 год

    – Бу-у! Бу-у! – гудит труба, а щеки трубача то разбухают, то вдруг втягиваются, обозначая резкие складки у рта.

    А рядом – сопельщики и дудельщики, и бубенщики, и даже один чрезвычайно нагломордый малый с гуденным сосудом, сделанным из козьей шкуры и изрыгающим меланхолические звуки.

    Но пуще всех сегодня – барабанщик… ах, этот барабанщик и с ним еще дудочник! Подле них – самая большая толпа народу. Кто кричит, подбадривая игрецов, кто головой кивает в такт – так-так-так – кто ногой притоптывает, а которые и просто стоят недвижно, разинув рот и выкатив глаза.

    Расставив барабаны, большие, и малые, и вовсе крошечные, с кулачок домны Элисаны, вовсю хлопочет над ними барабанщик.