|
Эта смутная боязнь еще больше сближала их, они еще теснее жались друг к другу: мальчуган по-прежнему держался за юбку девушки, старший шел позади - так они входили, и улыбаясь и трепеща. Их черные силуэты в траурной одежде отчетливо вырисовывались на фоне сияющего утра, косые лучи солнца золотили их белокурые волосы. - Входите, входите, - повторял Бодю. И он вкратце объяснил жене и дочери, в чем дело. Госпожа Бодю, невысокая женщина, изнуренная малокровием, была вся какая-то бесцветная: бесцветные волосы, бесцветные губы. Эти признаки вырождения еще отчетливее проявлялись у ее дочери: она была тщедушна и бледна, как растение, выросшее в темноте. Только великолепные черные волосы, густые и тяжелые, словно чудом выросшие у этого тщедушного существа, придавали ее облику какую-то печальную прелесть. - Добро пожаловать, - сказали обе женщины. - Очень рады вас видеть. Они усадили Денизу за прилавок. Пепе тотчас же взобрался к сестре на колени, а Жан стал подле нее, прислонившись к стене. Они постепенно успокаивались и начинали присматриваться к окружающему; глаза их мало-помалу привыкали к царившему здесь сумраку. Теперь они видели всю лавку с ее нависшим закопченным потолком, дубовыми прилавками, отполированными за долгие годы, столетними шкафами, запертыми на крепкие замки: Темные кипы товаров громоздились до самого потолка. Запах сукон и красок - терпкий запах химикалий - усиливался благодаря сырому полу. В глубине лавки двое приказчиков я продавщица укладывали штуки белой фланели. - Быть может, карапузик не прочь чего-нибудь покушать? - спросила г-жа Бодю, улыбаясь малышу. - Нет, благодарю вас, - ответила Дениза. - Мы выпили по чашке молока в кафе у вокзала. Заметив, что Женевьева бросила взгляд на узелок, положенный на пол, Дениза прибавила: - Сундучок я оставила на вокзале. Она краснела, понимая, что не принято так неожиданно сваливаться людям на голову. Еще в вагоне, не успел поезд отойти от родного города, она почувствовала глубокое раскаяние; поэтому, приехав в столицу, она отдала багаж на хранение и накормила детей завтраком. - Отлично, - сказал вдруг Бодю. - Теперь потолкуем малость по душам... Правда, я сам тебе писал, чтобы ты приехала, но это было год назад, а дела у меня с тех пор, голубка моя, стали совсем плохи... Он остановился, поперхнувшись от волнения, которого старался не выдавать. Г-жа Бодю и Женевьева потупились с видом безропотной покорности. - Разумеется, - продолжал он, - эта заминка в делах пройдет, в этом я не сомневаюсь... Но мне пришлось сократить персонал; теперь у меня только три приказчика, и для найма четвертого время неподходящее. Словом, бедная моя деточка, я не могу тебя взять к себе, как предлагал. Дениза слушала, потрясенная, бледная как полотно. |
