— Вот что тебя ждет, если будешь обзывать меня всякими непотребными словами!

— Я полностью этого заслуживаю, — смиренно сказал доктор Боб. Струйка крови потекла из раскрытой раны.

— Так, мои голубки! — Эбигейл просунула голову в приоткрытую дверь ванной. — Мне пора возвращаться к своему жалкому муженьку.

— А мне пора возвращаться к праху моего муженька, — заявила Меган и выскользнула мимо нее в холл, успев напоследок напомнить доктору Бобу, что он сегодня ужинает у них.

— Как я мог забыть! — уныло отозвался тот.

Разве он мог забыть? Теперь все трое были в одной связке, как сцепленные страховочным тросом альпинисты на ледяной щеке утеса под лучами закатного солнца.

3

— Кто я?

— Вы, несомненно, Генри Данбар, — сказала сестра Робертс, раздвигая шторы.

— Я спрашиваю не про имя, глупая женщина! — рявкнул Данбар. — Я спрашиваю: может ли кто-нибудь сказать, кто я на самом деле?

— Я не люблю, когда меня называют «глупой», благодарю покорно! — надулась сестра Робертс. — И если хотите знать, кто вы «на самом деле» сегодня утром, то я вам скажу: вы очень грубый старик, который должен попросить у сестры Робертс прощения!

— Я прошу у вас прощения, сестра Робертс! — послушно отозвался Данбар, поддавшись смутному ощущению, что сегодня должно случиться нечто очень важное и ему следует избегать всяких неприятностей.

— Так-то лучше, — смягчилась сестра Робертс. — Все мы просто люди, и у всех нас бывают дни, когда мы встаем утром не с той ноги, так ведь?

— Безусловно, так бывает! — согласился Данбар. — Почти каждый день.

— Так, мы будем завтракать у себя в палате в одиночестве или соберемся с силами и пойдем в общую столовую, чтобы поболтать там с другими постояльцами? — поинтересовалась сестра Робертс.

— Мы соберемся с силами, — пообещал Данбар.

— Вот это мне нравится! — кивнула сестра Робертс и, навалившись на ручки бесполезного кресла-каталки Данбара, покатила ее по толстому ковру, а Данбар откинулся на спинку и одарил сестру жалобной улыбкой.

Опасаясь, что утренние таблетки начнут растворяться у него под языком, он притворно закашлялся и ухитрился выплюнуть таблетки в носовой платок. Он чувствовал себя куда бодрее без таблеток, но при этом ярость и возмущение клокотали в нем, как и прежде. По мере того, как в его мозгу начали быстрее вращаться шестеренки мыслей и желаний, он буквально ощущал, как они вырабатывают в нем все больше энергии. Но он понятия не имел, сумеет ли он их остановить прежде, чем они сорвутся с осей. Он не мог снова поддаться тому душевному страданию, которое обуяло его после визита к психиатру в Хемпстеде. Нет, пожалуйста, только не это тоскливое ощущение, что в его жизни больше нет ничего устойчивого и надежного, а почва под ногами кажется незавершенным пазлом, который вот-вот разбросает по сторонам злой и нетерпеливый ребенок — причем, что самое ужасное, этим ребенком был не кто иной, как он сам. Ведь больше некого было винить за коварство судьбы; и в конце концов, ужас в том, что это все было плодом работы его сознания.

— Сегодня никаких занятий на свежем воздухе, — объявила сестра Робертс. — Не пойму, зачем вы надели эти огромные ботинки. Разве нам не будет удобнее в тапочках?

— Только не это, — пробормотал Данбар. Он не мог вынести сковывающую власть безумия, но точно так же он не мог вынести и сковывающую власть психушки. Он нуждался в помощи Питера, чтобы сбежать отсюда.