Владимир Набоков. Дар
Памяти моей матери
___
Дуб -- дерево. Роза -- цветок. Олень -- животное. Воробей -- птица. Россия -- наше отечество. Смерть неизбежна.
П. Смирновский.
Учебник русской грамматики.
Глава первая
Облачным, но светлым днем, в исходе четвертого часа, первого апреля
192... года (иностранный критик заметил как-то, что хотя многие романы, все
немецкие например, начинаются с даты, только русские авторы -- в силу
оригинальной честности нашей литературы -- не договаривают единиц), у дома
номер семь по Танненбергской улице, в западной части Берлина, остановился
мебельный фургон, очень длинный и очень желтый, запряженный желтым-же
трактором с гипертрофией задних колес и более чем откровенной анатомией. На
лбу у фургона виднелась звезда вентилятора, а по всему его боку шло название
перевозчичьей фирмы синими аршинными литерами, каждая из коих (включая и
квадратную точку) была слева оттенена черной краской: недобросовестная
попытка пролезть в следующее по классу измерение. Тут же перед домом (в
котором я сам буду жить), явно выйдя навстречу своей мебели (а у меня в
чемодане больше черновиков чем белья) стояли две особы. Мужчина, облаченный
в зелено-бурое войлочное пальто, слегка оживляемое ветром, был высокий,
густобровый старик с сединой в бороде и усах, переходящей в рыжеватость
около рта, в котором он бесчувственно держал холодный, полуоблетевший
сигарный окурок. Женщина, коренастая и немолодая, с кривыми ногами и
довольно красивым, лже-китайским лицом, одета была в каракулевый жакет;
ветер, обогнув ее, пахнул неплохими, но затхловатыми духами. Оба, неподвижно
и пристально, с таким вниманием точно их собирались обвесить, наблюдали за
тем, как трое красновыйных молодцов в синих фартуках одолевали их
обстановку.
"Вот так бы по старинке начать когда-нибудь толстую штуку", --
подумалось мельком с беспечной иронией -- совершенно, впрочем, излишнею,
потому что кто-то внутри него, за него, помимо него, всё это уже принял,
записал и припрятал. Сам только что переселившись, он в первый раз теперь, в
еще непривычном чине здешнего обитателя, выбежал налегке, кое-чего купить.
Улицу он знал, как знал весь округ: пансион, откуда он съехал, находился
невдалеке; но до сих пор эта улица вращалась и скользила, ничем с ним не
связанная, а сегодня остановилась вдруг, уже застывая в виде проекции его
нового жилища.
Обсаженная среднего роста липами с каплями дождя, расположенными на их
частых черных сучках по схеме будущих листьев (завтра в каждой капле будет
по зеленому зрачку), снабженная смоляной гладью саженей в пять шириной и
пестроватыми, ручной работы (лестной для ног) тротуарами, она шла с едва
заметным наклоном, начинаясь почтамтом и кончаясь церковью, как эпистолярный
роман.
|
