На нас уставилась сотня разряженных придворных. Пятьдесят вооруженных дворцовых стражей делали то же самое. Никто из них не шевелился. Большинство даже не моргали. Они явно не ждали такого представления.
— А они? — спросил я. Мой голос прозвучал хриплым рыком сквозь вокс-решетку шлема.
— Скитнья, — ответила она, ее губы скривились в фенрисийском рычании.
Скитнья. Мне знакомо это слово из языка ее родного мира. Грязный. Нечистый. Порченый.
Мы вновь прицелились. Люди отхлынули от нас.
— Я поймаю паразитов, — сказал Малхадиил. Он простер руки, и створки дверей в дальнем конце зала захлопнулись. Мои братья открыли огонь, скосив тех, кто бежал медленнее или осмелился поднять на нас оружие. Случайный лазерный огонь обжигал мои доспехи, слишком слабый и панический, чтобы беспокоиться по этому поводу. Перекрестье прицельной сетки перепрыгивало с одной мантии на другую, мерцая белым от списков биологических данных.
Все это не важно. Они паразиты. Мысленным усилием я очистил ретинальный дисплей, решив стрелять самостоятельно.
Аристократы Хета колотили в двери тронного зала, топча друг друга в попытке избежать приговора. Кулаки били по неподатливой бронзе, создавая громогласную какофонию. Рыдания и крики тонули в грохоте болтерных снарядов, тела лопались, словно раздувшиеся мешки.
Я бросил взгляд на брата Малхадиила. Он стоял у трона, повернувшись лицом к двойным дверям, с трудом удерживая руки сведенными. Его перчатки покрылись пси-изморозью, которая от малейшего движения разлеталась ледяной крошкой. Двери продолжали держаться под напором гибнущих аристократов, и мне стало интересно, улыбается ли он под шлемом.
Менее чем через минуту стрельба стихла и мечи вернулись в ножны. Малхадиил опустил руки. Гигантские бронзовые двери со скрипом открылись, вновь подчиняясь своему механизму, а не воле моего брата.
Выпотрошенные тела валялись на ковре, и древняя аристократическая кровь, стоящая целого мира, свободно растекалась по полу. Анника стояла посреди растущего озерца, сжимая в руках болтер. Алые капли покрывали ее лицо, словно клановые татуировки.
— Этот запах я ненавижу больше всего, — произнесла она.
И еще говорят, что Фенрис взращивает холодные души.
Форма Дарфорда пропиталась кровью. Невозможно было сказать, где заканчивается одно пятно и начинается другое. Его аккуратно подстриженные усики подрагивали от злости.
— Они всегда так делают, когда вы зовете их, — сказал он Аннике. — Каждый чертов раз.
Василла опустилась на колени и в неком благочестивом ритуале прижимала к лицу окровавленные ладони. Она беззвучно шевелила покрытыми теплой кровью губами, вознося хвалу далекому Императору.
Меррик отвлеченно перезаряжал дробовик, громко щелкая загоняемыми в казенник патронами. Кибермастиф бродил по залу, погружая окровавленную пасть в трупы.
— Ко мне, — позвал его Меррик. Существо подчинилось, блеснув красными глазными линзами.
Кхатан, ткнув копьем в жирное тело, сдернула с его шеи золотой медальон. Улыбка молодой луной озарила ее темное худощавое лицо. Пришло время ее любимой части миссии: после правосудия начинался грабеж.
+ Мы возвращаемся на орбиту, + передал Галео инквизитору.
Анника склонила голову в знак благодарности.
— Спасибо. Дальше мы сами управимся.
Я отвернулся. Мне послышалось биение сердца.
— Гиперион? — позвала меня Анника.
+ Гиперион? + раздался в моем сознании голос Галео.
Я не обратил на них внимания, внимательно изучая тела, позволив взору следовать за слухом. Сердцебиение казалось не более чем глухим влажным стуком, ослабевшим от аритмии.
Там. Один из дворцовых стражей — его разорванное тело, от которого осталась лишь верхняя половина, валялось на полу. |