— Напротив, вы слышали, — возразил Фарадей. — Помните? Я сказал: «Действуйте согласно установленной инструкции». Не знаю, какие порядки вы завели, когда тут правили, но установленная мной инструкция включает в себя обязательную автоматическую отправку на Землю записей всех разговоров с джанска.

Во взгляде Лайдоф мелькнуло выражение неуверенности.

— Мистер Гессе, пойдите взгляните, что там происходит, — распорядилась она. — И если что, остановите это.

Гессе вскочил.

— Не стоит труда, — остановил его Фарадей. — Сообщение летит к Земле со скоростью света. Через полчаса Совету Пятисот станет известно, что нам предложили способ выйти за пределы Солнечной системы в обмен на помощь в разрешении проблемы джанска. Спустя еще полчаса общественность тоже узнает эту новость.

— Только если этого пожелает Совет Пятисот, — отрезала Лайдоф.

— А может, и нет, — сказал Фарадей. — Мы здесь, на станции, тоже имеем непосредственный выход на прессу.

— Вы не имеете права передать прессе секретные материалы! — рявкнула Лайдоф. — Это прямое нарушение предписаний службы безопасности Системы.

— Но я ведь тут единственный начальник, — напомнил ей Фарадей. — Пока не затрагиваются военная или государственная тайны, я один решаю, какие материалы секретные, а какие нет.

— Звездолет джанска — государственная тайна, — рявкнула Лайдоф.

— Официально нет, — спокойно сказал Фарадей. — Насколько мне известно, его существование никогда не было признано, а значит, и объявлено тайной. — Он вскинул руки. — Взгляните в лицо фактам, арбитр. Спустя час мое имя и проект «Подкидыш» станут предметом обсуждений во всем мире.

Лайдоф холодно улыбнулась.

— И вы воображаете, что я не учла эту возможность, когда мистер Рейми впервые контактировал с нами? Полно, полковник, не считайте меня полной идиоткой. Как вы думаете, почему я заставила мистера Гессе добиться от вас подписания этой бумаги до того, как позволила вам вернуться к участию в проекте?

— Потому что вы считали, что человек, вынесший себе приговор в измене, не посмеет воспротивиться вашей воле?

— Потому что даже если у такого человека хватит наглости предпринять подобную попытку, подпись на этой бумаге очень быстро сведет к нулю всю его знаменитую популярность, — сказала Лайдоф. — Однако если вас очень тянет совершить самоубийство, что же, вперед, обращайтесь к прессе. Мне вы больше не нужны.

— Ой ли? А как насчет Манты? — спросил Фарадей. — Он не станет говорить ни с кем, кроме меня, как вам известно.

— Он мне тоже больше не нужен, — ответила она. — Советник Латранесто наверняка жаждет занять его место в переговорах от имени джанска. Если им вообще есть что выставить при заключении сделки. Идите, мистер Гессе. — Она повернулась к двери…

— В таком случае, — сказал Фарадей, — больше и впрямь обсуждать нечего. Пусть решает общественность. — Он сделал жест в сторону Гессе. — Наверно, вам не мешает забрать драгоценный документ у вашего иуды.

— И то верно. Мистер Гессе?

— Да, арбитр. — С выражением муки на лице Гессе достал из кармана сложенный лист бумаги.

— И вам, наверно, не мешает бросить взгляд на подпись, — мягко добавил Фарадей.

Лайдоф на мгновение замерла с протянутой в сторону Гессе рукой. Потом, словно нападающая гремучая змея, рука метнулась вперед и выхватила документ.