Ту, которая доводит тебя до яростной злости и может обдать грязной водой с ног до головы — Клюква вчера видела в окно и всем успела рассказать. Тоже ещё красавицу нашёл дурачок Воронин. Волосы висят, глаза сквозь них горят, как у волка. На щеке царапина. Чулок на коленке продран. Эх, Женька, Женька! Совсем пропащий ты человек.
А Саша?
— Ну что же ты? Бери, — повторил Женька Воронин.
Но она не взяла. Даже руки за спину спрятала — не беру.
— Ну тебя. Не хочу.
Он от обиды глаза сощурил в щёлочки:
— Ты что? Сама же просила.
— Мало ли. — И отвернулась.
Женька захлопал глазами. Редко теряется Женька, а тут растерялся.
А четвёртый «А»?
Класс захохотал. Четвёртый «А» смеялся дружно и громко, от этого смеха закачались вербы на подоконнике в банке. Кто охал от смеха, кто пищал, кто раскачивался, кто за живот хватался, кто сгибался пополам.
Когда людям приспичит посмеяться, уж они посмеются.
И тогда Женька Воронин сказал:
— Дура ты, Лагутина. Человек пошутил, а она всерьёз. Шуток не понимаешь. Я тебя лупил и лупить буду. Нужна ты мне.
Мальчишки подумали — вот это мужской разговор.
Девчонки подумали — так и надо этой Лагутиной. А то она совсем…
А Сашенька?
Сашенька сказал: «Ты, Воронин, слишком много на себя берёшь. Не бил ты её. И не тронешь никогда. Потому что придётся тебе иметь дело со мной, лучшим боксёром-чемпионом».
Вот так отбрил Женьку Сашенька Черенков. Теперь Женька сразу притихнет. Но Женька Воронин не притих. Потому что свои отважные слова Сашенька Черенков произнёс про себя. В уме он их проговорил, а вслух — нет, не осмелился.
Зазвенел звонок, вошла Лидия Петровна и молча остановилась у своего стола. Все тут же оказались на своих местах, только Женька Воронин торчал на подоконнике с простой водой и простой мыльницей.
Лидия Петровна привычно, без всяких эмоций, спросила:
— Звонок, конечно, не для тебя, Воронин? — Потом Лидия Петровна положила под язык таблетку, чтобы сердце не билось сильнее, чем ему полагается. Сердечникам волноваться вредно. — Слезай немедленно.
— Он, Лидия Петровна, мыльные пузыри пускал, — сказала Смородина. — По всему полу мылом наляпал, а другим убирать.
— Клюква ябеда-корябеда, — пробурчал Воронин с подоконника, как с трибуны, а потом спрыгнул и уселся на место.
— Ты, Смородина, дежурная? Сотри с доски, — сказала учительница.
Смородина, встав на цыпочки, тёрла доску влажной тряпкой. В её чёрносмородинных глазах горело желание бороться за справедливость. Какое право он имеет называть её Клюквой? Смородина — красивая фамилия, во-первых.
Дальше всё было так, как бывало сто раз.
Женька положил на скамейку Смородиной кнопку. Конечно, остриём вверх. Она не заметила, села, завизжала. Лидия Петровна приняла ещё одну таблетку и сказала ровным голосом:
— Женя, когда ты наконец станешь рыцарем?
— Ещё чего? — пробурчал Воронин тихо, чтобы учительница не слышала, а Клюква чтобы слышала. Он показал Смородиной кулак.
— А он кулаки показывает, — тягучим голосом, каким обычно ябедничают, сообщила Клюква.
Но Лидия Петровна не слушала. Она сказала:
— К доске пойдёт…
Во время этой паузы в классе всегда становится очень тихо.
— К доске пойдёт Сашенька Черенков.
Урок шёл своим чередом. Стучал мел, шелестели тетрадки. Все решали пример. И первым решил его, конечно, Сашенька.
— Умница, Сашенька, — сказала Лидия Петровна. |