Налил не спеша в мыльницу воды, размешал, вытащил из кармана тоненькую пластмассовую трубочку, похожую на соломинку. Все собирались посмеяться над соломинкой — подумаешь, соломинка. Ничего в ней нет особенного. Удивил! Доказал! Мало ли что можно крикнуть, когда хочется покричать. Но на этот раз никто не успел закричать, даже Саша не успела, а уж она лучше других умеет доводить Женьку. Но и Саше не удалось сказать что-нибудь подходящее — Женька быстро прыгнул на подоконник, набрал в соломинку мыльного раствора, и вдруг полетел по всему классу большой, радужный совершенно прекрасный шарик. Он летел медленно, чтобы все успели им налюбоваться. Проплыл мимо классной доски, на которой мелом было написано вчерашнее число. Мимо портрета Максима Горького. Чуть не задел таблицу окончаний прилагательных, но — нет, не задел, а поплыл дальше. И все затаили дыхание, смотрели, широко раскрыв глаза. Прозрачный мыльный пузырь переливался разными цветами — то он становился сиреневым, то вдруг сразу — розовым, то ярко-зелёным, то бледно-голубым.
— Ах, — вздохнули девочки, — какая красота!
— Ну и ну, — сказали мальчишки и покачали головами.
А мыльный пузырь коснулся парты и сразу исчез без следа. Как будто его никогда не было, как будто он только приснился.
— Ой, — сказали девочки, — ой, ой, ой!
— Готов, — объявили мальчишки, которым тоже было жалко, что пропала такая красота.
А Женька стоял высоко, он раздувал свои веснушчатые щёки, и целая стая новых разноцветных пузырей слетела в класс. Они были похожи на птиц — невесомые, прозрачные, исчезающие.
И все притихли. На некоторое время.
Самая маленькая девочка, Лиза Смородина, по прозвищу Клюква, спохватилась первой.
— Женя! Жень! Дай мне подуть! Один разочек, Женя!
Лиза прыгала около подоконника. В её чёрных, как смородинки, глазах была надежда — сейчас даст! И была в них печаль — нет, не даст. И опять надежда.
— Жень, Жень! Хоть один пузырь! Я умею!
И опять закричали все наперебой:
— Дай мне!
— Не даст!
— Жадина-говядина!
— Ты мне друг?
— Жвачку попросишь!
— Ну пожалуйста, Женя! — Это Сашенька.
— По шее дать этому Женьке, чтобы не хвалился. — Это, конечно, Саша.
И вдруг Женька совершенно неожиданно протягивает свою мыльницу и соломинку. На, возьми. Сам отдаёт вполне добровольно, с улыбкой и без всякого подвоха. Кому отдаёт? Вежливому безобидному Сашеньке? Лизе Смородиной, по прозвищу Клюква, которая попросила самой первой? Валерке, своему первому другу? Каминскому, самому сильному? Или, может быть, Кате Черепановой, самой красивой? Или Маше, не самой красивой, но всё-таки довольно хорошенькой? Нет, нет и нет! Никому из них не досталась мыльница. А захотел непонятный человек Женька отдать свои сокровища самой ненавистной девчонке из всего класса — Саше Лагутиной. Той, которую доводил чуть не каждый день до белого каления. Той, которая ни в чём не уступала ему никогда. Той, которая только вчера окатила его ледяной водой из грязной лужи.
Вот как бывает. Необъяснимы иногда человеческие поступки.
— На, бери. Жалко, что ли? Простая вода. Обыкновенное мыло.
Весь четвёртый класс «А» вытаращил глаза.
Девочки сказали:
— С ума сойти.
Мальчишки презрительно скривили губы и вообще ничего не стали говорить.
Надо же додуматься — так подумали мальчишки, — выбрал! Из всех девчонок, которые и вообще-то доброго слова не стоят, все до одной, выбрать именно ту, которая орёт бешеным голосом, скачет кенгуриными прыжками, свистит в два пальца, как голубятник. |