Такая уж работа у вожатых. И потому они так часто срывают свои голоса и говорят хрипло, а то и совсем шепчут.
И вот Галя стоит на сцене и говорит:
— В театре нет мелочей. Театр начинается с вешалки! Так учил великий режиссёр Станиславский!
А ребята видят, что вожатая раскрывает рот, и не слышат ни одного звука. Ну что делать бедной Гале? Она чуть не плачет. Лицо у неё становится красным, глаза жалобными. Ну почему, почему это должно было случиться именно с ней? И самое нелепое — именно сегодня! Положение просто безвыходное. Как провести генеральную репетицию без голоса?
Вот так всегда. В школе полно людей, самых разных. Есть учителя, есть завуч Марина Ивановна, есть директор Алла Васильевна. А провести репетицию может только один человек — главный режиссёр, который готовил спектакль, который знает всё до тонкостей. Ну что теперь будет?
Саша уселась во втором ряду. Подошла Ксения.
— А ты, Лагутина, зачем пришла? Тебя сюда не звали. Ты в спектакле не участвуешь. Уходи, Лагутина.
— Не командуй. — Саша уселась поудобнее. — Командует ещё.
— Уходи, и всё. Тебе будет неинтересно завтра, поняла?
— Зато мне сегодня интересно. Отстань.
— Грубая какая. Ну прямо как мальчишка. — Отошла Ксения от Саши, губы презрительно скривила.
А Саша улыбается, глаза из-под чёлки горят. Не привыкла, красавица писаная, чтобы с тобой так разговаривали? А сама виновата — нечего из себя ставить. Ох, не любит Саша тех, кто ставит из себя.
И вдруг вожатая Галя со сцены поманила Сашу пальцем. Иди, иди сюда. «Сейчас выгонит, — подумала Саша, — нечестно выгонять. Сама хвалила за афишу, а сама с генеральной выставляет». Не сразу встала Саша, ещё по сторонам посмотрела — может быть, не её зовёт Галя? Нет, её. Прямо на Сашу смотрит и головой мотает — иди, мол, сюда. Значит, выгонит. Ну и пускай, если совесть позволяет. А только несправедливо. И Саша не смолчит, так и скажет — несправедливо и нечестно выгонять. Афиша повешена вовремя. Да, Саша пока не выяснила, кто её повесил. Но Галя-то ничего не знает, Галя-то думает, что в этом Сашина заслуга. А заслуженных людей выгонять нечестно.
Саша медленно, нехотя направилась к Гале. На Сашином лице было написано: нет справедливости в мире, но вина в этом не моя, а ваша. Она не стала обходить вокруг, по лесенке, а прямо из зала впрыгнула на сцену. Галя по-прежнему беззвучно шевелила губами, а лицо у неё было такое, как будто она громко кричала.
Галя наклонилась к самому Сашиному уху, и тут Саша услышала её шёпот:
— Наконец-то. Будешь всё время рядом со мной. Я буду говорить тихо, а ты будешь переводить громко. Поняла?
Ну до чего хорошо Галя придумала. Конечно, Саша поняла. И Саше очень понравилось, что она, Саша, которой не дали никакой роли в спектакле, теперь почти самый главный человек на этой самой главной, генеральной репетиции. Они все без Гали шагу не сделают, а Галя без Саши Лагутиной не может обойтись. Вот как бывает в жизни.
— Внимание, — шепчет Галя, — актёры — за кулисы. Все по местам. Посторонним — покинуть зал.
— Посторонним — покинуть зал, — громко, с удовольствием повторяет Саша. А к тебе, Воронин, это не относится? Тебе что, сто раз повторять? Покидай, покидай зал! Быстро!
Воронин говорит: «Подумаешь, цаца». И никогда бы не стал Женька Воронин слушаться эту Лагутину. Но рядом с ней стоит Галя и грозит ему пальцем. Вожатая без голоса — всё равно вожатая, приходится Женьке уйти. Не больно-то ему нужна эта их репетиция, он просто так зашёл, всё равно делать нечего.
И тут вдруг Саша видит, что в зал входит Курбатов Константин. Он подбрасывает в руке ракетку, он пружинисто шагает по проходу, он ищет кого-то глазами. |