|
Я не без труда стягиваю перчатку: скафандр сопротивляется моему безрассудству, тянет за перчаткой какие-то прозрачные пленки и волокна, но скоро, отчаявшись вернуть меня в русло здравомыслия, сдается. По привычке начинаю прослушивать с левого прохода: с ним отчего-то была связана наибольшая вероятность благоприятного исхода. Но не в этот раз. Разумеется, за тринадцать лет многое могло измениться. Вплоть до того, что заветный сигнал мог угаснуть вовсе или незримые механизмы, ответственные за режим конфиденциальности внутри кохлеара, могли сменить кодовые последовательности. Повторяю ритуал с центральным проходом: та же история. Еще одна попытка, и я в разочаровании, ни на один вопрос не найдя ответа, ни одной душевной трещины не склеив, ни одного разрыва в памяти не зарастив, возвращаюсь на корабль, к Джильде под крылышко, огребать заслуженную вздрючку и уносить свою тощую задницу на матушку-Землю, которая и не таких неудачниц принимала в свои утешительные объятия… И тут же совершаю для себя открытие, уж не знаю, из какого разряда, неприятных или наоборот: никуда я отсюда не денусь. Коли не получится — отступлю к развилке, как делала и раньше. А потом вернусь и буду испытывать удачу снова и снова. Пока не добьюсь своего. Ведь это же так очевидно: если сейчас я сбегу на корабль, то уже со стопроцентной гарантией, ни при каких обстоятельствах, что бы я ни говорила, какие бы клятвы ни давала, какие мольбы ни возносила к небесам и отправляла в преисподнюю — никогда, никогда, никогда я здесь больше не окажусь. И опять за мною увязалось это проклятое «никогда»!.. Подношу ладонь к стенке правого прохода.
…Есть громадный соблазн включить связь и обрадовать Джильду тем обстоятельством, что я все еще жива, вполне благополучна и полна творческих планов. Соблазны полагается преодолевать. Во время движения мой взгляд непроизвольно сползает под ноги. Что я ожидаю там найти? Забытую детскую игрушку? У меня не было игрушек. Еще одно объяснение моей мизантропии. Отпечаток ноги в крофтовском ботинке? Все давно стерлось движением воздуха и подземных масс. Лабиринт только кажется неподвижным. На самом деле он живет, перемещается в четвертом измерении, изредка сползая в декартовы метрики. И заодно стирая все следы чужеродного пребывания. В этом состоит его охранительная функция. Потому-то никто из спасателей ничего и не нашел. Любопытно, на что я рассчитываю? Когда-то я была его частью, элементом конструкции, я была встроена в четырехмерность, поскольку родилась внутри нее. Но теперь все изменилось: не скажу, что против воли, но я была отлучена от него, соединительная пуповина с кохлеаром оборвалась, и то, что я вернулась, ничего уже для лабиринта не значит. Я чужая, что бы о себе ни мнила, на что бы ни надеялась. И вполне возможно, что все мои психологические игры с человеческим окружением, вся моя ложь, все жертвы были напрасны… Однако же я намерена получить свидетельство об этом из первоисточника. …Убежище. Да, это было оно. Убежище ожидало меня за последним поворотом. Я была даже несколько разочарована тем, как просто и безыскусно все складывалось. Пробежаться легким бегом пару миль по сумрачной каменной трубе. Сыграть с лабиринтом в русскую рулетку. Еще милю без малого под уклон… Никуда оно не делось, Убежище. Моя колыбель, мой дом. Мое проклятие. Я вернулась блудной дочерью, спустилась с занебесных высот, пришла за всем, что оставила здесь тринадцать лет назад. За всем и за всеми. Не исключая себя. Внутри меня ничего не изменилось, та же пустота, тот же холод. В Убежище всегда было пусто и холодно. Вернулась, как меч в ножны… Но почему, почему мне все эти годы твердили, что лабиринт вот уже несколько тысяч лет как мертв, что нет в нем следов присутствия ни людей, ни мтавинов, что не существует никакого Убежища, никаких усыпальниц, вообще ничего из моих рассказов?! Когда вот же оно, Убежище! Огромный искусственный грот с ровным полом и куполообразными сводами на цилиндрических колоннах, с водоемом посередине… Останавливаюсь на пороге с тем, чтобы извлечь из заспинного ранца пакет «Люциферов», и швыряю их перед собой широким веером. |
