|
А в аэровокзале, наполненном, будто во сне, шарканьем чужих ног, стояла Марлен Дитрих в замшевых брюках и сапожках на высоком каблуке и курила сигарету, держа длинный перламутровый мундштук. Его дети, в упоении от чувства безопасности и свободы, промчались под ее взглядом, и эта женщина, сочетание света и тени, призраком возникшая из времен его детства, посмотрела на них с откровенным, неожиданным для призрака интересом и благожелательностью. Марлен Дитрих выглядела молодо за зубчатой стеной своих чемоданов. Джерри увидел в ней доказательство той истины, что путешествия отодвигают смерть - это способ купить жизнь за мили. Он же путешествует, потому что адвокат Ричарда посоветовал ему уехать на время. Он взял отпуск в своем агентстве и собирался заняться живописью. Они с Руфью снова будут сидеть рядом и рисовать. Он прошел сквозь стекло на улицу, где ждала череда такси, на которых, вопреки ожиданию, значилось: ТАКСИ. - А Nice? <В Ниццу (франц.)> - спросил шофер в куртке такой синевы, какую Джерри видел только на картинах. - Oui, б Nice s’il vous plaоt <Да, в Ниццу, пожалуйста (франц.)>, - сказала Руфь и, краснея, назвала отель, словно агент из бюро путешествий мог их подвести. - Votre voiture, est-ce que c’est assez grand pour trios enfants? <А у вас машина достаточно большая - в ней поместятся трое детей? (франц.)> - Oui, oui, ca va, madame, les enfants sont petits. <Да, да, все в порядке, мадам, дети ведь маленькие (франц.)> Чарли сел впереди с шофером, остальные четверо - сзади. Джоффри захныкал, что его совсем задавили. - Нас всех задавили, - сказал ему Джерри, отчаянно стараясь преодолеть стеснение в легких, которое патологически возникало при малейшем нервном напряжении. Руфь сказала: - Посмотрите-ка все в мое окно - прямо как картина. - По ту сторону дороги, дальше от моря, на недавно разбитых участках произрастала древняя культура; крутые зеленые склоны, которые по сравнению со стертыми холмами Коннектикута, казалось, только-только обрели форму, были со скаредным тщанием разбиты на поля и террасы; по этим склонам средневековой перспективой громоздились городки. Европа была четкой по цвету и загроможденной по рисунку. Сероватая зелень на ближних холмах, тускло поблескивавшая, как волосы женщины, когда она их расчесывает, - это, должно быть, оливы. А по другую сторону - извилистая полоса желтовато-грязного песка чуть шире шоссе, окаймленная водорослями и усеянная бетонными волнорезами, отнюдь не напоминала то, что Джерри привык называть пляжем, - тут требуется другое слово. Оно и значилось на зеленом указателе: PLAGE. Джоанна, зажатая между Джерри и окном, произнесла величественно-безразличным тоном: - На всех дорожных знаках - маленькие рисуночки. - У Джерри было такое чувство, будто она обращается не столько к своим родителям, сколько к идеальным родителям из школьных хрестоматий, лишенным национальной принадлежности, счастливым и автоматически восхищающимся всеми чудесами жизни. Стремясь подладиться под ее тон, Джерри сказал: - Это для того, чтобы такие тупицы, как мы, не потерялись. - Когда путешествуешь, всюду видишь опознавательные знаки, указатели, инструкции. Только дома их нет. Джоанна спросила: - Почему здесь столько этих стекляшек? - Оранжерей? - Наверное. - Они выращивают цветы для парфюмерной промышленности. - В самом деле? - Я так полагаю. Мимо них на мотоскутере промчалась блондинка с развевающимися на ветру волосами. |
