И действительно, не успели мы подвернуть на два градуса влево, как земля произнесла въедливым голосом:

— Борт 76484, идете правее маршрута на два километра. Как поняли?

— Вас понял, подвернул уже, — добродушно ответил командир корабля, — благодарю.

И земля смягчилась.

— Впереди восемьдесят километров по курсу сильные засветки. Ниже на тысячу метров и левее на пятнадцать километров проходит встречный. Видите?

— Вижу.

— Хорошо. Счастливого пути.

И мне показалось, что добрые руки земли протянулись на стратосферную высоту, чтобы нежно погладить борт нашей машины.

Эти руки не знают покоя ни днем, ни ночью, они держат в своих ладонях все бескрайнее трудовое небо от Хабаровска до Москвы. Они передают нас от одного диспетчера к другому, он все время с нами. И чьи-то далекие и, вероятно, усталые глаза тоже с нами. Вглядываясь в локаторные экраны, они прикидывают место нахождения летящих бортов, сравнивают фактические линии пути с заданными, тревожатся, когда маршрутные прямые приближаются к грозовым засветкам. И чьи-то невидимые губы произносят слова, разрешающие обход опасных фронтов, и не забывают спрашивать об остатке горючего и желают доброго пути всем летящим.

Земля в постоянном напряженном беспосадочном полете. Всевидящая, всеслышащая, всезнающая земля всегда рядом со своими экипажами. И это тоже то новое, о чем мы могли только мечтать.

10

Приборные стрелки застыли на заданных делениях и почти не дышат. Машина летит в установившемся режиме. Только неутомимый секундомер отсчитывает круг за кругом. Оборот — минута. Минута — пятнадцать километров.

Мы летим на запад. Справа небо предутреннее — светлое, но еще не голубое; слева — ночь. Густая чернота только чуть-чуть забрызгана светлыми пятнышками звезд. Дымка притушила звезды, они не столько видятся, сколько угадываются…

Вот уже пятый час солнце гонится за нами и никак не может догнать. Путевая скорость воздушного корабля почти равна путевой скорости солнца. Мы летим от рассвета к рассвету.

Выхожу в пассажирский салон. В широком проходе между кресел бегают ребятишки. Возятся и шумят. Ребятишки выспались, они ведь живут по дальневосточному времени, а там давно уже наступило утро.

11

Понимаю, в этих беглых заметках я не рассказал и о десятой доле замечательных особенностей воздушного корабля ТУ-114. Однако что могло бы изменить подробное описание автоматического устройства, наблюдающего за расходом горючего, например, устройства, самостоятельно переключающего топливные насосы с таким расчетом, что выработка керосина из десятков баков идет совершенно равномерно. Настолько равномерно, что центровка самолета практически не изменяется за все время полета? Что прибавило бы знакомство с конструкцией противопожарной системы, которая всегда начеку, системы, способной определить очаг пожара, доложить о беде экипажу и привести в действие разветвленную сеть огнетушителей? Пожалуй, и эти и другие примеры только еще раз подтвердили бы сказанное: в авиации наступили новые времена, совершенно новые.

И тут мне хочется сделать еще один шаг назад и вспомнить еще об одном давнем разговоре.

— Думая о завтрашнем дне нашей авиации, вижу, как вся черная работа летчиков перейдет в руки автоматов. — Эти слова принадлежат Семену Алексеевичу Лавочкину, одному из самых заслуженных наших авиаконструкторов. И у этих дальновидных слов такое продолжение: — А вам, я имею в виду летчиков, придется переучиваться, кардинально менять профиль. Да, да! Менять. И это будет разумно, это будет в высшей степени целесообразно. В очень недалеком будущем командирам кораблей потребуется инженерный интеллект, во-первых, и широчайшее знание своей техники, во-вторых. Потому, что в конце концов вы будете только думать и только решать.