– Я подниму, Энгель. Подниму я!

– Стой на месте! – Энгель подобрал фонарик, обошел машину и открыл багажник, в котором лежал инвентарь, завернутый в армейское одеяло.

– Поди сюда, Вилли. Потащишь все это.

– Секундочку. Секундочку.

Энгель осветил Вилли и увидел, что тот охлопывает себя руками, как человек, ищущий спички.

– Ну, что на этот раз? Муравьи закусали?

– Фляжка. У меня была фляжка.

Вилли открыл дверцу. Загорелся свет в салоне.

– Ага‑а‑а‑а!

– Тихо ты!

– Вот она! Вывалилась на пол.

– Иди сюда.

– Иду, иду, – Вилли с грохотом захлопнул дверцу и поплелся к багажнику. Энгель осветил сверток.

– Потащишь его.

– Есть, с‑с‑сэр, – Вилли нетвердой рукой отдал честь и схватил в охапку армейское одеяло. – Уф‑ф! Тяжелый, гад. Лопаты и лом лязгнули.

– Взвали на плечо... Да не на мое, а на свое! Поднимай.

Дай‑ка я... Ну, взяли! Да на свое же! Погоди! Пого... Не урони!

Энгель собрал рассыпавшиеся орудия труда, снова завернул их в одеяло и пристроил тюк на плечо Вилли.

– Держи крепче!

– Держу, шеф, держу мертвой хваткой. Положитесь на меня, шеф.

– Хорошо, пошли.

Энгель захлопнул багажник, и они побрели прочь от машинычерез кладбищенские ворота, по главной дорожке. Галька скрипела под ногами. Энгель возглавлял шествие, освещая путь фонарем, Вилли, спотыкаясь, тащился следом. Лопаты бряцали. Через минуту Вилли затянул какую‑то песню на мелодию «Моего Мериленда», но с другими словами: «Сто восемьдесят пятое училище проклятое, мучилище, терзалище, будь у тебя седалище...»

– Засунул бы ты туда свой язык, а?

– Просто тут грустное местечко, вот и все.

– Да помолчи ты хоть минуту!

– Грустное, – Вилли зашмыгал носом. – Место скорби...

Энгель не знал точного расположения могилы. При свете фонаря он прошагал вперед по одной дорожке, вернулся назад по другой. За его спиной Вилли шаркал ногами, шмыгал носом и иногда что‑то бормотал под глухое бряцание инвентаря в одеяле. Со всех сторон над ними зловеще нависали мраморные памятники, залитые лунным сиянием.

Наконец Энгель сказал:

– Ага, нам сюда.

– Очень грустное место, – заявил Вилли. – Тут тебе не Калифорния. Ты бывал в Калифорнии?

– Должно быть, это совсем рядом. – Я не бывал. Но когда‑нибудь, клянусь жизнью... «Калифо‑оо‑оо‑рния, родимый край, я прие‑е‑е‑еду, ты встречай...»

– Замолкни!

– Ну‑ну, на себя посмотри.

– Чего?

– Я, что ли, ору? Сам же и орешь. Ты, нюхач и стукач, я тебя еще в училище раскусил. Ты уже тогда держал нос по ветру, да так и оставался двурушником.

Энгель развернулся и сказал:

– Закрой пасть, Вилли.

Вилли моргнул раз пять или шесть.

– Я ч° я такое сказал?

– Лучше слушай, что я говорю. Клади инструменты на землю, мы пришли.

Вилли разинул рот и принялся озираться по сторонам.

– Ч°, в натуре?

– Положи узел.

– Ага, – Вилли сделал шаг в сторону, выскользнул из‑под узла, и тот с лязгом рухнул наземь. Энгель кивнул.

– Разворачивай одеяло.

– На фига?

– Будем отбрасывать на него землю.

– Землю?

– Которую выкопаем!

– На одеяло? Испачкаем ведь.