Он ехал в хорошей машине и отдыхал, откинувшись на спинку кресла. Он больше не пытался убеждать себя, будто работает. На сегодня дела закончены. Завтрашний день был слишком близок, чтобы продолжать думать о Чарли Броди.
На мосту они оставили позади Генри Гудзона с его Парквей и выехали на Кросс‑Бронкс‑Экспрессвей, высотную дорогу, идущую над самыми неприглядными районами Нью‑Йорка, затем свернули на Хатчинсон‑Ривер‑Парквей и двинулись к северной окраине города, прочь из штата. На границе Коннектикута дорога поменяла название, теперь это была Меррит‑Парквей, и тут Энгель спросил:
– Куда мы едем?
– Я знаю одно уютное местечко. Уже не далеко.
– Нам еще возвращаться, не забывайте. Она вновь посмотрела на него, удивленная:
– Неужели гангстерам приходится вставать ни свет ни заря? – Всякое бывает.
Они свернули с Парквей на выезде к Лонг‑Ридж‑роуд, проехали на север еще несколько миль, и наконец Марго зарулила на стоянку подле бывшего сарая, превращенного нынче в ресторан «Индюшачий маршрут».
Внутри ресторан был стилизован под сельский кабак. Всюду грубое неструганое дерево. На стенах и под потолком висели тележные колеса, из них же были построены перегородки. Колес было столько, что какому‑нибудь деревенскому предпринимателю их хватило бы на месяц торговли. И если лампы на столах и стенах были всего лишь подделкой под керосиновые, вины художника по интерьеру в этом не было.
– Придется малость подождать столика, – сказал им нелепо выглядевший в этой обстановке усатый француз‑официант. – Не угодно ли пройти в бар?
Им было угодно. Склонившись над коктейлем, миссис Кейн дала волю чувствам.
– Мы с Мюрреем так часто здесь бывали, – сказала она.Трудно поверить, что больше мы никогда сюда не приедем.
– Должно быть, это был настоящий удар для вас, – произнес Энгель приличествующие случаю слова.
– И это так печально, – отозвалась она. – Так бессмысленно!
– Вы хотите об этом поговорить?
Она криво улыбнулась Энгелю и положила руку ему на плечо. – Вы такой милый, и я... Да, я хочу поговорить, – сказала она. – Мне не с кем было поделиться, просто не с кем. Мне приходилось держать все это в себе, внутри.
– Так не годится, – ответил Энгель. Он поймал себя на мысли о том, насколько это разные женщины – Марго и Долли, как не похожи их стили, их реакции. И тут же заставил себя выкинуть из головы такие сравнения. Если хорошенько подумать, то это просто низость с его стороны, решил он.
– Мюррей занимался производством одежды, – продолжала она. – Домашние платья, пеньюары.
– Вот как?
– "Шелковые ночные сорочки". Вы знаете эту марку?
– К сожалению, нет.
– Еще бы. Женщины гораздо лучше осведомлены в такого рода вещах.
– Разумеется.
– Вот так мы и познакомились. Я работала манекенщицей, и мы встретились на выставке. Сначала я решила... Знаете, все эти вещи, которые люди говорят о нравах в текстильной промышленности, – истинная правда... но Мюррей оказался совсем другим. Такой милый, внимательный, такой любезный. Мы поженились семь недель спустя, и впоследствии я ни секунды об этом не жалела. Конечно, была разница в возрасте, но это нас не беспокоило. Да и с чего бы? Мы были влюблены друг в друга. – Умгу, – ответил Энгель и потянулся за выпивкой. Миссис Кейн тоже сделала глоток.
– У нас была квартира в городе, – сказала она, – и дом в деревне. Недалеко отсюда, в Хантинг‑Ридж. Вот так и получилось, что мы нашли этот ресторан и часто, очень часто сюда захаживали. А у Мюррея была контора в здании фабрики на Тридцать седьмой улице. |