— Хм, а Смуглый и вправду может стать полезным членом отряда. Уважаю хитрых. Не зря я не стал убивать эту троицу, хотя и была такая мысль.

— Ну, не знаю… не знаю. Может, лучше бы и убил? Всё-таки сразу три души, принадлежащие магам, гар-р-р.

— Поживём — увидим, — философски сказал я и открыл входную дверь.

Аким сразу же взлетел с моего плеча, а я в одиночестве вошёл в гостиницу и пересёк шумный, заполненный табачным дымом зал, в котором люди с азартом играли в карты. Поднялся на этаж и постучал в дверь с номером четырнадцать.

— Добрый вечер, сударь, — заискивающе протараторил открывший дверь Рябой и посторонился, пропуская меня в комнату, тускло освещённую единственной лампочкой, сиротливо свисающей с потолка. — Проходите, проходите. Мы все сделали. Лицензии получили. Правда, доложу я вам, заплатить за них пришлось ой сколько! У меня рука сама собой всё норовила обратно в карман купюры сунуть. Еле справился с ней.

— Молодец. Хвалю. А вот и добытый мной документ. Впишите в него свои имена, данные и номера лицензий, — положил я на стол наполовину заполненный листок и посмотрел на хмурого Бульдога, сидящего на одной из двух кроватей. — Ты чего пригорюнился? Вспомнил, что жизнь не бесконечна, а ты опять проснулся не миллионером?

— Да это он всё по своей бывшей убивается, — махнул на него рукой Рябой, уселся за стол и принялся на документе неумело выводить буквы.

— Тяжело, сударь, — признался Бульдог, подняв на меня печальные глаза, сверкающие на помятой с похмелья физиономии. — Не такой уж и плохой она была. А ежели и была, то жизнь её сделала такой. У неё же отец ушёл, когда ей было всего шесть. Сказал, что по делам, да так и не вернулся.

— Видимо, очень важные дела, раз до сих пор его нет, — весело усмехнулся Рябой, медленно водя пальцем по тем строчками, что накарябал. — Вроде без ошибок. Садись, Пётр, теперь твоя очередь. Писать-то не разучился?

— Нет, — буркнул Бульдог, с тяжёлым вздохом поднял задницу с кровати и уселся за стол.

— Чего ты всё кряхтишь? Забудь уже её! — сердито выдал Рябой и доверительно прошептал мне: — Нет, не забудет он её, и есть из-за чего. Как-то раз видел я, как они обжимаются. Так она так целовалась, словно все зубы из Петьки высосать хотела. Представляете, сударь, что она с другим мужским местом творить умела-то?

В глазах Рябого промелькнул неподдельный восторг. А я поморщился и решил не комментировать его слова. Вместо этого строго бросил охотникам:

— Через час выходим. Разбудите меня. И документ не потеряйте. Да в порядок себя приведите оба, а то с нами сегодня ещё один местный дворянин пойдёт и слуга его. А вы как из дремучего леса выползли, прям из-под коряги болотной.

Выдав приказ, я покинул их комнату и вошёл в свою. Открыл Акиму окно и в самом деле грохнулся на кровать, решив немного поспать, а то прошлая ночь выдалась бурной, да и грядущая не сулила покоя.

Казалось, что я только закрыл глаза, однако уже через мгновение в дверь кто-то робко постучал.

— Сударь, пора просыпаться, — несмело проговорил Рябой.

— Иду! — выдохнул я, принял сидячее положение, протёр глаза и посмотрел на Акима. Тот молча кивнул и вылетел в окно.

А я вышел из комнаты и обнаружил побритых и отмытых охотников, чьи плечи оттягивали винтовки, а из-за пояса торчали револьверы и палаши.

— Как-то непривычно носить оружие у всех на виду, — пожаловался Бульдог, почёсывая красную от раздражения мясистую щеку с глубокими порами.