|
Неаппетитное, доложу вам, Тюльпанов, было зрелище! - Ижицын коротко хохотнул. - Вообразите: пузо, натурально, выпотрошено, вокруг на ветках потроха развешаны, а что до физиономии... - Что, снова кровавый поцелуй?! - в волнении вскричал Анисий. Следователь прыснул, да и не смог остановиться, закис со смеху - видно, нервы. - Ой, уморили, - вымолвил он, наконец, вытирая слезы. - Дался вам с Фандориным этот поцелуй. Вы уж извините за неуместное веселье. Сейчас покажу - поймете. Эй, Силаков! Стой! Лицо ее покажи! Жандармы опустили носилки на землю, откинули край брезента. По загадочному поведению следователя Анисий ожидал увидеть что-нибудь особенно неприятное: стеклянные глаза, кошмарную гримасу, вывалившийся язык, но ничего этого не было. Под брезентом обнаружился какой-то черно-красный каравай с двумя шариками: белыми, а посреди каждого темный кружочек. - Что это? - удивился Тюльпанов, и зубы у него как-то сами по себе застучали. - Стало быть, наш шутник ее вовсе без лица оставил, - с мрачной веселостью пояснил Ижицын. - Егор Виллемович говорит, что кожа надрезана под линией волос и после сдернута, наподобие шкурки апельсина. Вот вам и поцелуй. И, главное, теперь не опознаешь. У Анисия перед глазами всё как-то странно сдвинулось и закачалось. Голос следователя доносился словно бы из дальнего далека. - Стало быть, келейности конец. Обходчики, шельмы, разболтали всем подряд. Одного из них с обмороком увезли. Да и без того по Москве слухи ползут. В Жандармское со всех сторон доносят о душегубе, который решил женское племя под корень извести. С утра пораньше доложили в Петербург. Всю правду как есть, без утайки. Сам министр к нам приедет, граф Толстов. Так-то. Стало быть, полетят головы. Я свою ценю, не знаю, как вы. Ваш начальник может сколько угодно в дедукцию играться, ему что, у него высокий покровитель. А я уж как-нибудь без дедукций, с помощью решительности и энергии. Теперь, стало быть, не до слюнтяйства. Тюльпанов отвернулся от носилок, сглотнул, отогнал от глаз мутную пелену. Набрал в грудь побольше воздуха. Отпустило. "Слюнтяйство" Ижицыну спускать было нельзя, и Анисий сказал деревянным голосом: - А мой шеф говорит, что решительность и энергия хороши при рубке дров и вскапывании огородов. - Именно так-с. - Следователь махнул жандармам, чтоб несли труп в морг. - Я перекопаю к чертовой матери всю Москву, а если дров наломаю, то результат извинит. Без результата же мне все одно головы не сносить. Вы, Тюльпанов, приставлены ко мне надзирать? Вот и надзирайте, только не суйтесь с замечаниями. А захотите жалобы писать - милости прошу. Я графа Дмитрия Андреевича знаю, он решительность ценит и на несоблюдение юридических второстепенностей сквозь пальцы смотрит, если вольности продиктованы интересами дела. - Мне приходилось слышать такое от полицейских, однако же в устах служащего прокуратуры подобные суждения звучат странно, - сказал Анисий, подумав, что именно так ответил бы Ижицыну на его месте Эраст Петрович. Однако следователь на достойный, сдержанный реприманд только махнул рукой, и тогда Тюльпанов окончательно перешел на официальный тон: - Вы бы ближе к делу, господин надворный советник. В чем состоит ваш план? Они вошли в кабинет судебно-медицинского эксперта и сели к столу, благо сам Захаров возился с трупом в анатомическом театре. - А вот, извольте. - Ижицын с видом превосходства взглянул на младшего по чину. - Стало быть, пораскинем мозгами. Кого убивает наш брюхорез? Гулящих, бездомных, нищенок, то есть женщин с городского дна, самые что ни есть отбросы общества. Теперь, стало быть, вспомним, где происходили убийства. Ну, откуда привезли тех безымянных, что во рвах, уже не установишь. Известно, что наша московская полиция в таких случаях излишней писаниной себя не утруждает. Однако ж, где нашли трупы, вырытые нами из именных могил, отлично известно. Ижицын открыл клеенчатую тетрадочку. |
