Я набрала в легкие побольше воздуха и шагнула в кабинет расследователей.

– Глеб, так писать нельзя…

– Ну, госпожа Лукошкина, – в голосе Спозаранника появились металлические нотки, – мне все таки виднее, как можно писать. – Глеб язвительно посмотрел на меня поверх очков, в которых фанатично отсвечивали блики настольной лампы. – Мы тоже университеты кончали, знаете ли.

– Воля твоя, Глеб, но я этот материал визировать не буду. – Я попыталась сказать это как можно строже, заранее зная о безнадежности своих усилий найти компромисс со Спозаранником.

– Вы угробите месяц работы нашего отдела, лишите газету сенсационного материала. Обнорский этого вам не простит.

Глеб был спокоен, как море в штиль.

Он отлично знал о моих, мягко говоря, прохладных отношениях с Обнорским.

Сейчас я с трудом могу себе представить, как однажды поддалась сомнительному обаянию этого классика, как за глаза называют в Агентстве шефа. Это было какое то помутнение рассудка, выражаясь юридическим языком – аффект. Результатом стало мое появление в Агентстве в качестве вольнонаемного юриста, о чем, собственно, я не жалею. За исключением тех минут, когда встречаюсь с Обнорским.

А происходит это до печального часто – не только на летучках, которые у нас случаются два раза в неделю, но и по всяким другим поводам. Контракты, встречи с издателями, оформление уставных документов – Агентство пыталось, не роняя собственного имиджа, заработать деньги.

Юридическую поддержку в этом оказывала я – Анна Лукошкина, бывший народный судья, ныне адвокат, член Городской коллегии адвокатов.

– Аня! – зычный голос шефа застал меня в кабинете Спозаранника, где я считала до десяти, пытаясь не запустить в Глеба дыроколом. Я понимала, что мне с моим первым разрядом по стрельбе промахнуться не удастся, а потому в Агентстве может случиться «причинение тяжких телесных повреждений, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего».

– Лукошкина, черт тебя подери!

– Добрый день, Андрей… – мое приветствие осталось без внимания.

– Когда ты нужна, никогда тебя нет на месте. Подумай о служебном соответствии, Лукошкина.

Ну вот, опять за старое. И все потому, что я на какие то полчаса ушла с лекции, которую читал в провинциальном городе криминальным журналистам Обнорский!

С некоторых пор, выиграв грант какого то международного фонда, мы проводим семинары в разных регионах, посвящая тамошних журналистов в тонкости журналистских расследований. Коллеги Обнорского по перу, сидевшие на лекции и больше интересовавшиеся собственными насущными проблемами, нежели нравственными страданиями и профессиональными навыками г на Бурцева, ловившего провокаторов в давние времена, стали задаваться какими то юридическими вопросами. Как мне потом рассказали, Обнорский испепелил взглядом аудиторию и, не найдя меня, многообещающе сказал:

– Об этом у вас будет отдельная лекция нашего юриста.

Как только был объявлен перерыв, лекция состоялась – персонально для меня в исполнении шефа. Девочки журналисты издали с завистью смотрели на меня с Обнорским, использовавшего весь лексический запас, почерпнутый из общения с блатными и милиционерами. Я же завидовала тем, кто еще не утратил благоговения по отношению к нашему шефу.

Как знать, пребывай я и дальше в состоянии священного трепета в присутствии Обнорского, может быть, в стенах Агентства я чувствовала бы себя менее дискомфортно, чем сейчас…

– Так вот, Лукошкина, тут гражданин объявился. Претензию, понимаешь, нам предъявляет. Он де невиновен, а мы его якобы оболгали (конечно, Обнорский использовал более крепкое выражение) в книженции нашей. Умалили, так сказать, его честь и его, блин, достоинство. Опорочили его безупречную репутацию.