***

Ефим Лейкин оказался довольно милым молодым человеком. Мне такие нравятся. Вернее – нравились раньше.

Мы со Скрипкой ввалились к нему домой без предупреждения, а он как ни в чем не бывало поил нас кофе и рассказывал о своей работе в Фонде Хаммера.

Скрипка о пожаре в «Сумерках Петербурга» не заикался, я тоже не знала, как начать разговор на нужную нам тему, и занималась тем, что гладила развалившегося у моих ног кокер спаниеля.

Я услышала, как открылась входная дверь и кто то вошел в квартиру.

– Чарлик, ты дома? – из коридора раздался противный женский голос.

Я думала, что сейчас на зов вскочит собака, но она продолжала спокойно лежать. Зато Ефим Лейкин быстро поднялся:

– Я дома, мама. У нас гости.

Тут я все поняла. Я порылась в сумке и довольно скоро обнаружила найденный в обгорелом кабинете Вронского «Паркер» с забавной надписью «Чарлику в день рождения».

Пока Чарлик Лейкин общался со своей мамой, я быстро поделилась своим открытием со Скрипкой. Скрипка расцвел. Теперь он знал, что делать…

***

Под Скрипкиным напором – уж я то знаю, как трудно перед ним устоять, – Лейкин быстро раскололся. Он признался в том, что, узнав о снятии Вронского с поста главного редактора, поджег его кабинет и случайно потерял там свой «Паркер». Зачем Лейкин устроил этот пожар?

Потому что испугался, что, изучив финансовые документы, новое начальство поймает его за руку.

Единственное, в чем категорически не хотел признаваться Чарлик Лейкин, – то это в том, что он специально подкинул компрометирующие Вронского документы в его кабинет после пожара. «Я вообще в редакции с момента пожара не был», уверял он. Видимо, в моих логических построениях была допущена ошибка, и документы нашлись действительно случайно.

Мы со Скрипкой понимали, что доказать причастность Лейкина к финансовым махинациям вряд ли возможно. Тем не менее какое то наказание он должен понести. Наконец Скрипка сказал Лейкину:

– Вы должны перевести все украденные вами деньги в Фонд защиты диких животных. Если в течение недели вы этого не сделаете, мы дадим делу официальный ход.

– Почему на защиту животных, – удивилась я. – В фонд защиты журналистов.

Пять минут мы спорили со Скрипкой и наконец пришли к консенсусу: половину денег – на животных, половину – на журналистов.

Перепуганный Лейкин обещал все сделать.

Мы уже уходили, когда я вспомнила про несчастного Вронского.

– Мы должны реабилитировать Василия Петровича! – закричала я. – Вы, – повернулась я к Лейкину, – должны опубликовать в какой нибудь крупной газете статью о том, что Вронский – хороший человек, профессиональный редактор и…

– И красивый мужчина, – добавил Скрипка.

Самое удивительное в этой истории то, что Ефим Лейкин все наши требования выполнил.