– Значит, Вронский?

– Нет.

– Тогда кто – Грустнов?

– Не знаю я, кто поджег. Я думаю, что пожар был случайным.

– А зачем вы меня похищали?

– Никто тебя не похищал. Тебя просто привезли на деловую встречу.

– И зачем?

– Чтобы посмотреть, что ты там нашла. Понимаешь, Бюро довольно плотно работало с «Сумерками», и новому редактору газеты, да и акционерам об этом знать не стоило. Другое дело, что ничего компрометирующего Бюро в твоих бумажках не оказалось. Так что можешь их забрать. Если хочешь, я пошлю их тебе в Агентство с курьером…

Утром я обнаружила на своем столе запечатанный пакет, в котором лежало все семь найденных мною в редакции «Сумерек» документов. Не хватало только бумажки с логотипом БРР.

Я опять разложила перед собой все эти счета, платежки и расписки и задумалась.

Схема получалась другой – не той, что возникла у меня в голове вчера вечером, кто то подкинул эти бумаги на пожарище.

Этот кто то явно не Вронский. И не сотрудники БРР. Грустнов? Но зачем ему изобретать такой дикий способ обнародования документов? Мог бы и просто отдать их куда следует.

Я пошла к Каширину и попросила её выяснить, что такое ООО «Марта» и ООО

«КДК». Вскоре он сообщил, что с точки зрения учредителей эти фирмы вряд ли меня заинтересуют, скорее всего – это компании, через которые «Сумерки» обналичивали деньги.

«Странно, – подумала я, – зачем Вронскому было обналичивать какие то деньги со счета „Вечерки“, если банк и так давал ему „наличку“?»

О ком там говорил Вронский – о каком то молодом экономисте Лейкине, который зачем то пришел работать коммерческим директором в убыточную газету.

Я попросила ребят выяснить, что это за Лейкин.

Ага: Лейкин Ефим Борисович, 25 лет, экономист, работал в представительстве Фонда Хаммера, потом ушел в «Сумерки».

Не женат, живет с мамой – Лейкиной Агнессой Михайловной.

Теперь мне все стало понятно: этот самый Лейкин обманывал несчастного интеллигентного и доверчивого Вронского и воровал деньги, которые газета зарабатывала на рекламе и подписке. Когда Вронского сняли, Лейкин испугался, что его преступную деятельность могут разоблачить и решил незаметно подкинуть документы, свидетельствующие о том, что к исчезновению редакционных денег имеет отношение исключительно главный редактор Василий Петрович Вронский. Однако документы нашла я…

Этого Лейкина надо разоблачить, а репутацию Вронского восстановить. В этом я не сомневалась. Но одной мне это вряд ли под силу. Собравшись с силами, я пошла к Обнорскому, но секретарь мне сообщила, что Андрей Викторович еще утром убыл в командировку в Тобольск и вернется только через неделю.

Я прошла по коридору и решительно толкнула дверь кабинета Скрипки.

– Алексей, – сказала я как можно более официальным тоном, – я не считаю, что наши с вами отношения – не бойтесь, Алексей Львович, прошлые отношения! – должны препятствовать нашей профессиональной деятельности.

– Не должны препятствовать, – радостно подтвердил Скрипка.

– Так вот, я прошу вас помочь мне.

Я рассказала Скрипке историю с «Сумерками Петербурга», показала найденые мною документы. И изложила выводы к которым пришла.

– Да а, – сказал Скрипка, – негусто.

С этим Лейкина не посадишь.

– Я не хочу его сажать, – объяснила я. – Я вообще не хочу никого никуда сажать. Я хочу помочь Вронскому. Мне жалко его доброе имя.

Скрипка посмотрел на меня удивленно:

– Ладно, – сказал он, секунду поразмыслив, – собирайся, пойдем к Лейкину, посмотрим, что это за фрукт.