Наверное, мне следовало утопиться. «Утопление. Черная речка. Горностаева», – представляла я рубрики завтрашней сводки, глядя на черную воду. Внизу по гранитному бортику, смешно перебирая лапами, бежала ворона. Перья ее были взъерошены на ветру.
***
Домой я пришла в состоянии полной раздрызга.
– Где ты ходишь? – напустилась на меня Сашка. – Звонила Агеева. Она хотела узнать, что тебе удалось найти в библиотеке по запросу Скрипки. Я не стала говорить ей, что сегодня последний вторник месяца и библиотека закрыта.
– Я была в гостях. Включи мне, пожалуйста, воду в ванной. Я немного погреюсь, а потом все тебе расскажу.
Сашка подозрительно посмотрела на меня и отправилась в ванную. Я заглянула в комнату, где мать укладывала Машку спать. Увидев меня, маленькая мартышка выбралась из кровати и закричала: «Хочу к Вале». Я взяла ее на руки прижала к себе худенькое тельце и пообещала, что в воскресенье мы обязательно пойдем в Сосновку кататься на большой лошади.
Зазвонил телефон, и Сашка принесла мне трубку.
– Слушай, Горностаева, – услышала я голос Скрипки. – Что ты себе позволяешь? Когда ты наконец принесешь мне материалы про отравления и яды? Ты что, не понимаешь, что из за твоей безответственности мое расследование оказывается под угрозой срыва?
– Я тебя ненавижу, – нажала я на кнопку отбоя.
Потом я лежала в горячей воде и думала. Вернее, я пыталась думать, но выходило у меня плохо.
Что же это получается? В редакции «Сумерек» я нахожу документы, вроде бы подтверждающие факт растраты Вронским казенных денег. Кстати, как то слишком легко я нашла эти документы. Что же они там лежали почти у всех на виду, и никто их не замечал, а пришла глупая Горностаева, поковыряла ножкой – и вот они, документики! А потом эти документы у меня отнимают ребята из БРР. Зачем они им?
Там про БРР – одна невнятная бумажка.
И что же у нас выходит? А выходит все очень даже просто и понятно. Новый редактор «Сумерек» Грустнев мечтает смешать Вронского с грязью и подкидывает порочащие его документы, чтобы их обнаружили дознаватели. Но их нахожу я.
И тогда Грустнев задействует ребят из Бюро региональных расследований, чтобы их вернуть и снова подкинуть.
Придется, наверное, идти к Обнорскому и все ему рассказать. Пусть скажет, что теперь со всем этим делать.
– Валь! Ты там жива? – постучала в дверь Сашка.
Поздно вечером мы опять сидели на кухне и разговаривали.
– Не впадай в кому, – утешала меня сестра, применяя свою медицинскую терминологию. – Иди ложись. Выспись хоть, а то на черта похожа, и отключи телефон в комнате, мне звонить будут…
Удивляясь способности нынешних студентов учиться по телефону, я пошла стелить диван. Зазвонил телефон, и через минуту на пороге возникла Сашка.
– Это тебя. Незнакомый мужской голос. Будешь говорить?
– Рыжая, не спишь? – раздался из трубки бас Женьки Бахтенко.
– Что я должна сделать еще в угоду твоему Виктору Эммануиловичу? – прокричала я, чувствуя, как бешено колотится сердце. – Взорвать «Золотую пулю»? Убить Обнорского?
– Ничего. Ничего делать не нужно.
Я хочу объяснить тебе, что ничего страшного не произошло, если хочешь – я отдам тебе документы, которые у тебя забрали.
– Ты что, их украл?
– Нет. Просто они нам не нужны.
– Объясни мне, Женя! – взмолилась я. – Разве тебя не выгнали из Бюро после той истории с моим внедрением?
– Выгнали. Но из Бюро не уходят.
Если им надо, найдут и заставят работать.
– Так это вы подожгли «Сумерки»?
– Нет. |