Я шла за Марианной и думала о том, что такое можно увидеть разве что в залах Эрмитажа. Не хватало только стеклянных витрин и табличек с названиями экспонатов.

Все остальное, включая наборный паркет и картины в багетных рамках, имелось в изобилии. Здесь был даже зимний сад, где стоял бильярдный стол.

Напоследок Марианна продемонстрировала мне ванную, размеры и сантехника которой потрясли меня, и сказала:

– Надеюсь, Валя, вы справитесь. С завтрашнего дня можете приступать к работе.

***

Узнав о том, что я принята горничной в квартиру Карачаевцева, Агеева ехидно заметила, что белая наколка исключительно подойдет к моим волосам. У Завгородней это известие вызвало иную реакцию.

– На твоем месте, Горностаева, должна была быть я, – сказала она, потягиваясь в кресле.

– Ты это к тому, что Карачаевцев не устоял бы перед твоей неотразимой красотой? – спросила я, глядя на ее безукоризненные ноги.

– А то! – ответила Светка.

Скрипка выглядел грустным и напутствовал меня словами;

– Ты там смотри, опять не учуди чего нибудь.

Я пообещала, что прыжков с яхты больше не повторится, и подумала о том, что, возможно, Нина Викторовна была права, и иногда Леша бывает «славным».

Обнорский зазвал меня к себе в кабинет и извлек из бара шершавую бутылку коллекционного коньяка:

– Ну, Горностаева, я на тебя надеюсь, – сказал он, наполняя рюмку и подавая ее мне. – Помни, что нужны не эмоции, а факты, без которых у нас ничего не получится.

Постарайся добыть их.

– Андрей Викторович! Вы, кажется, путаете меня с Джеком Бердоном из «Всей королевской рати». Я тоже люблю этот роман и помню, что «всегда что то есть», но начрев Карачаевцев явно не тянет на судью Ирвина.

С этими словами, которые мне и самой показались немного напыщенными, я залпом выпила коньяк. Он был восхитительным.

***

На следующее утро, собираясь в дом начрева, я вспомнила, что горничная Лолиты в телевизионной рекламе стирает белье «Бимаксом», а потому «Лола всегда прекрасна».

Вряд ли эта информация могла мне сейчас пригодиться, но пути назад уже не было.

Прямо в плаще я прошла в дальнюю комнату и переоделась уже там. Марианна мне позволила пользоваться своим шкафом, и я повесила шелковую красную блузку с воротничком Нины Викторовны на плечики среди вещей хозяйки. Платьев и блузок у Цаплиной было немерено, из гардероба шел стойкий запах ее духов. Я не могла вспомнить французское название, но запах был дорогим и волнующим – из красивой, безбедной жизни.

– Валя, захотите есть, не стесняйтесь.

Все в холодильнике, – крикнула Марианна из душа.

Зря Нина Викторовна считает Марианну капризным диктатором. Мне она показалась очень милой, только грустной и рассеянной.

Дважды с утра она пыталась сварить себе кофе в турке, и дважды кофе убегал на плиту, пока не вмешалась я. Марианна присела за низкий столик в зале с крохотной фарфоровой чашечкой и блюдцем и взглянула на меня с благодарностью.

– Спасибо, вы меня выручили. Я страшная кофеманка, и утром до первой чашки у меня все валится из рук.

– Это – из за низкого давления, – понимающе кивнула я.

– Вы извините, что я обратилась к вам за помощью. – Она затянулась сигаретой. – Я понимаю, что нанимать человека для уборки – не очень то демократично, даже как то по буржуазному. Деловая женщина должна в наши дни успевать все делать сама… Но я – страшно безрукая, а с такой огромной квартирой одной не справиться. Я возражала против такого количества комнат, но муж был непреклонен. К тому же у меня помимо работы – куча представительских мероприятий, да еще и общественная работа: жена начальника Ревпалаты, как и жена президента, по негласному протоколу должна заниматься благотворительностью или чем то в этом духе…

Она растерянно оглянулась вокруг, ища глазами, куда бы стряхнуть пепел.