– Валентина Ивановна! – продолжил за Обнорского Глеб. – Поскольку составление мониторингов кажется вам занятием утомительным, мы решили внести разнообразие в вашу жизнь.

Привычка Спозаранника выражаться эвфемизмами всегда выводила меня из себя, но сейчас я не среагировала даже на нее.

Поэтому паузу Глебу пришлось нарушить самому, что он и сделал весьма эффектно.

– Вам срочно предстоит стать горничной в квартире начальника Ревизионной палаты Карачаевцева.

От неожиданности я подавилась табачным дымом.

– Вы что, совсем рехнулись? – вырвалось у меня.

Спозаранник поморщился, он не любил грубых выражений. Строгим голосом он начал говорить о том, что если бы я внимательнее относилась к своим обязанностям по составлению мониторинга рынка недвижимости, то от моего внимания вряд ли укрылся бы факт приобретения начревом новой квартиры.

– Ну и что? – спросила я и подумала о Нине Викторовне.

– А то, – сказал Глеб, – что роскошная восьмикомнатная квартира на Дворцовой набережной, стоимость которой вместе с ремонтом составляет не менее ста тысяч долларов, досталась ему практически за копейки.

Мои секретные источники располагают информацией о том, что столь удачным приобретением Карачаевцев обязан некоему депутату Зайчикову, который до того, как занять место в ЗакСе, подрабатывал черным маклером и имеет большой опыт криминального расселения бывших коммунальных квартир.

– Между прочим, Зайчиков, – вступил в разговор Повзло, – является правой рукой небезызвестного Алексея Калугина, он же – Леха Склеп.

– Ну и что? – снова спросила я, краснея при воспоминании о своем плавании на яхте «Фетида» в обществе Калугина.

– Ты что, Горностаева, совсем уже не врубаешься? – взорвался Обнорский. – Склеп близок к опальному Вересовскому, и, если удастся доказать, что Карачаевцев таким образом получил от него взятку, карьере начрева конец.

От всего услышанного мне стало тошно.

Я понимала, что Обнорский, имевший давние счеты с Карачаевцевым, который лишил его заслуженного ордена за поимку преступника, не упустит возможности вывести начрева на чистую воду.

– Во вторник, – заговорил Повзло, – в сводке прошла информация о том, что горничная супруги Карачаевцева Марианны Цаплиной попала в автомобильную аварию.

Месяц ей придется провести в больнице. Мы подумали, что этой ситуацией надо воспользоваться. Нужны факты, без которых публикация материала чревата неприятными последствиями. Мы должны узнать правду об этой квартире. Внедрить туда своего человека – это единственный шанс.

– Каким образом? – поинтересовалась я. – Дать объявление в газете? Или ты собираешься прямо позвонить Цаплиной и предложить ей в качестве горничной сотрудника «Золотой пули»?

– Нет, конечно, – смутился Николай. – Но, учитывая твой богатый опыт внедрения, выбор пал на тебя.

– Спасибо за оказанную честь, – церемонно поклонилась я.

– Не ерничай, Горностаева, – сделал мне замечание Обнорский.

Здесь он снова пришел в хорошее расположение духа и произнес свой любимый монолог о том, что, когда отечество в опасности, каждый мальчишка с фауст патроном нам дороже… Ну и так далее. На сей раз его слова не произвели обычного эффекта. Затея с горничной казалась мне абсолютно бесперспективной и в высшей степени дурацкой.

– Думать всем! – прозвучал зычный голос шефа.

На этой оптимистической ноте совещание закончилось.

***

– Ты что, не мог мне сразу сказать? – напустилась я в коридоре на Скрипку.

– А что бы это изменило? – резонно заметил он.