Изменить размер шрифта - +

Я нажала на кнопку и положила мобильник.

– Ты где была? Я весь теплоход облазила! – Кирка жала меня к столу.

Я облегченно выдохнула: мои слова по телефону не вызвали у нее никакого подозрения.

– Ой, Кирка, не спрашивай! «Затрахали, замучили, как Пол Пот Кампучию», – процитировала я «Интердевочку». – Кирка, у меня – роман, да какой! – сочиняла я на ходу.

– С кем? – обалдела она искренне.

– С капитаном! – врала я, будучи уверенной, что на «Котлине», как и на любом судне, непременно должен быть капитан.

– Рыжий такой, с усами? – сузила глаза Кирка.

– Он! – Я с облегчением села на койку.

– То то, я смотрю, – видок у тебя совсем затраханный.

– Еще бы: целый день и полночи из койки не вылезать…

Я подумала, что выиграла этот раунд и мысленно похвалила себя. Главное – не совершать ошибок впредь: я их и так наделала чересчур много.

Но Кирка вдруг улыбнулась какой то ненормальной, хищной улыбкой и двинула меня по плечу так, что я чуть стену не пробила головой.

– Ты что – пьяная? – Я вдруг испугалась такой Кирки.

– Я – пьяная, я и протрезвею. А вот тебе, милая, душ бы холодный не помешал. – Она подошла к столу, взяла мой мобильник и засунула в карман. – Это чтобы тебе не пришло в голову Обнорскому звонить…

– Кира, что с тобой? – Мне стало совсем страшно.

– Говоришь, «затрахали – замучили»? Милочка, знать бы тебе надо, что капитана теплохода «Остров Котлин» зовут… Эмма Владимировна Верещагина. Единственная женщина капитан на все пароходство!…

Она решительно направилась к двери.

– И попробуй пикнуть до Питера. Ты Мэриных горилл видела…

Мне показалось, что это не дверь за Киркой закрылась, а крышка гроба моего захлопнулась.

 

 

* * *

 

Так я сидела – в ступоре – минут пятнадцать. Может, спала даже, потому что температура у меня поднималась с каждой минутой.

Плакать уже не могла: обессиленная от недосыпа, голода и простуды, еле держалась на ногах. В это время мой теплоход, пройдя Ладогу, подходил к Нижним Ветлугам. Но как бежать? За дверью не раздавалось ни звука.

Я снова зашла в душ, склонилась над раковиной: кажется, меня даже вытошнило…

Вдруг за стеной я услышала голоса: мужской и женский. С трудом сообразила, что там – душевая Мэри. Да и голос, похоже, был ее, Я напряглась.

«Это катастрофа!… Я его знаю… Хохлов… Я за что вам плачу?… Жесткий государственник!… Не могли Таньку прикрыть!… Он через ЗакС закроет фирмы… Только не Хохлов!… Я сказала – устранить!…» В ответ мужской голос бубнил что то невнятное. Потом кто то за стенкой включил воду, и голоса перестали быть слышны.

Думать над всем этим я не могла. Звать на помощь – нельзя. Тогда я накрасила алой помадой губы (кровавые губы, кровавая Мэри, кровавые круги перед глазами…), сделала жирный отпечаток на чистом листе бумаги (такие поцелуйчики дарят на открытках валентинках) и просунула его под дверь. Легла на койку и, кажется, уснула.

В себя пришла от шепота за дверью:

– Све та! Ты – здесь?

Я бросилась к дверям, узнав голос вахтенного:

– Сереженька; только – тихо. Меня – заперли.

– Потерпи, я сейчас.

Его не было довольно долго. Теплоход уже стоял какое то время у причала. В иллюминатор было видно, как по лугу гуляли в венках из одуванчиков стареющие медсестры.

Вдруг дверь тихо приоткрылась, и в каюту прошмыгнул Сергей.

Быстрый переход