Я нажала на кнопку и положила мобильник.
– Ты где была? Я весь теплоход облазила! – Кирка жала меня к столу.
Я облегченно выдохнула: мои слова по телефону не вызвали у нее никакого подозрения.
– Ой, Кирка, не спрашивай! «Затрахали, замучили, как Пол Пот Кампучию», – процитировала я «Интердевочку». – Кирка, у меня – роман, да какой! – сочиняла я на ходу.
– С кем? – обалдела она искренне.
– С капитаном! – врала я, будучи уверенной, что на «Котлине», как и на любом судне, непременно должен быть капитан.
– Рыжий такой, с усами? – сузила глаза Кирка.
– Он! – Я с облегчением села на койку.
– То то, я смотрю, – видок у тебя совсем затраханный.
– Еще бы: целый день и полночи из койки не вылезать…
Я подумала, что выиграла этот раунд и мысленно похвалила себя. Главное – не совершать ошибок впредь: я их и так наделала чересчур много.
Но Кирка вдруг улыбнулась какой то ненормальной, хищной улыбкой и двинула меня по плечу так, что я чуть стену не пробила головой.
– Ты что – пьяная? – Я вдруг испугалась такой Кирки.
– Я – пьяная, я и протрезвею. А вот тебе, милая, душ бы холодный не помешал. – Она подошла к столу, взяла мой мобильник и засунула в карман. – Это чтобы тебе не пришло в голову Обнорскому звонить…
– Кира, что с тобой? – Мне стало совсем страшно.
– Говоришь, «затрахали – замучили»? Милочка, знать бы тебе надо, что капитана теплохода «Остров Котлин» зовут… Эмма Владимировна Верещагина. Единственная женщина капитан на все пароходство!…
Она решительно направилась к двери.
– И попробуй пикнуть до Питера. Ты Мэриных горилл видела…
Мне показалось, что это не дверь за Киркой закрылась, а крышка гроба моего захлопнулась.
* * *
Так я сидела – в ступоре – минут пятнадцать. Может, спала даже, потому что температура у меня поднималась с каждой минутой.
Плакать уже не могла: обессиленная от недосыпа, голода и простуды, еле держалась на ногах. В это время мой теплоход, пройдя Ладогу, подходил к Нижним Ветлугам. Но как бежать? За дверью не раздавалось ни звука.
Я снова зашла в душ, склонилась над раковиной: кажется, меня даже вытошнило…
Вдруг за стеной я услышала голоса: мужской и женский. С трудом сообразила, что там – душевая Мэри. Да и голос, похоже, был ее, Я напряглась.
«Это катастрофа!… Я его знаю… Хохлов… Я за что вам плачу?… Жесткий государственник!… Не могли Таньку прикрыть!… Он через ЗакС закроет фирмы… Только не Хохлов!… Я сказала – устранить!…» В ответ мужской голос бубнил что то невнятное. Потом кто то за стенкой включил воду, и голоса перестали быть слышны.
Думать над всем этим я не могла. Звать на помощь – нельзя. Тогда я накрасила алой помадой губы (кровавые губы, кровавая Мэри, кровавые круги перед глазами…), сделала жирный отпечаток на чистом листе бумаги (такие поцелуйчики дарят на открытках валентинках) и просунула его под дверь. Легла на койку и, кажется, уснула.
В себя пришла от шепота за дверью:
– Све та! Ты – здесь?
Я бросилась к дверям, узнав голос вахтенного:
– Сереженька; только – тихо. Меня – заперли.
– Потерпи, я сейчас.
Его не было довольно долго. Теплоход уже стоял какое то время у причала. В иллюминатор было видно, как по лугу гуляли в венках из одуванчиков стареющие медсестры.
Вдруг дверь тихо приоткрылась, и в каюту прошмыгнул Сергей. |