Успеть к отплытию можно, но – рискованно.

– А если – напрямую?

– Восемь километров. Но – лесом.

– Бежим! Все равно я без тебя дорогу к теплоходу не найду. У меня, как говорит мама, – географический кретинизм.

В поселке, как рассказал по дороге Марэк, для местных жителей фактически нет работы. Живут, можно сказать, на подножном корме. Делать мужикам нечего, а выпить от тоски хочется часто.

Однажды в поселок пришел незнакомый мужчина, прилично – по городскому – одетый. Поговорили хорошо за жизнь, угостил их приезжий в тот день тоже хорошо. Заодно сказал, между прочим, что бывает кайф и получше, чем от водки. Снова пришел (вкрадчивый такой, убедительный), снова угостил.

Через неделю Марэк с другом опять встретились с ним – уже в условленном месте: в отремонтированном здании бывшего скита. Тогда то первый раз они с приятелем и укололись. Понравилось. И стали захаживать.

Уже через пару месяцев желание получить «дозу» стало невыносимым. А тут и «ломки» начались.

А незнакомец – «Сергей Кириллович» – вдруг из ласкового и обходительного стал жестким, несговорчивым. Сказал, что может помочь, но – теперь уже за услугу. Услуга заключалась в том, что за получаемую «дозу» парни должны периодически ложиться в новую маленькую больничку на так называемое «обследование». И никому ничего не рассказывать, иначе – им же хуже будет.

С того самого дня Марэк и живет в постоянном страхе. Потому что не ходить в больничку не может («ломает»), а ходить – страшно.

– А как происходит это «обследование»?

– Ложишься в больницу. Сначала вколят «дозу», потом дадут что то выпить, потом подключают к голове какие то электроды (там у них – супертехника: и компьютеры, и сканеры). Параллельно делают анализы с кровью. Но главное, что ты в тот момент – в полной отключке и не знаешь, что делают с твоей головой.

– И что, совсем ничего не помнишь?

– Да в том то и дело, что воспоминания странные. Какие то видения, люди незнакомые, разговоры. Иногда «картинки» повторяются. Иногда они добрые, иногда страшные. Мэри мне говорила, что это подкорка «выплевывает» самое потаенное. Она вообще считает, что и при алкогольном опьянении, и при наркотическом «закрываются» какие то одни участки мозга, а «открываются» другие. И что все эти механизмы «захлопывания форточек» надо изучать, что это очень важно для науки. Но ей – для самого главного – надо заглянуть в мозг. И нужна особая аппаратура… Света, а вдруг однажды они вскроют мне череп?…

Мы быстро шли по лесу, иногда переходя на бег. Если бы не Марэк рядом, я бы уже сто раз умерла и от вскриков ночных птиц, и от падающих шишек.

– И много у нее таких подопытных?

– Человек десять – всегда. Их привозят сюда из Питера, из разных центров и фондов.

Об этом я уже догадалась.

Прошел где то час нашей ходьбы бега.

Марэк замедлил шаг:

– Уже близко. Надо идти осторожнее.

Они не должны тебя увидеть Последний километр мы шли совсем медленно, боясь выдать себя треском сухих веток под ногами. От такой ходьбы я быстро замерзла (черт дернул меня одеть с утра шорты). Я с тоской подумала о далеком утре уходящего дня, о своем радостном настроении, об ощущении новых открытий. Вот и наоткрывала…

Лес кончился неожиданно. Из за низких кустов виднелась широкая поляна с крепким домом на высоком старинном фундаменте из огромных булыжников. Фундамент переходил в высокий цоколь, и я с тоской поняла, что – окна дома находятся слишком высоко над землей. Кругом не было ни души. Дом показался бы совсем мертвым, если бы не слабый свет, сочившийся сквозь занавески из двух окон.