Никого. По каюте расплывался стойкий запах сладкого щербета: похоже, Кирка не раз за эту ночь принимала капли «синей радиолы».

Я за секунду разделась и бросилась в душ. Только там, стоя под струями горячей воды, под ее сильный шум я смогла наконец разрыдаться в голос. Я выла, кусала губы и зажимала рот ладошкой. Господи, как мне было страшно! Мне казалось, что я попала в капкан в центре волчьей стаи. Кругом меня окружали страшные, циничные люди. В любой момент любой из них мог просто раздавить меня, уничтожить.

Надо было бежать. Но – куда? С одной стороны скалистый, страшный остров, с другой – бескрайняя, холодная Ладога.

Я вспомнила Агентство и зарыдала пуще прежнего. Какими дорогими и милыми показались мне в эту минуту мои коллеги: вечно ехидная Агеева, Скрипка со своими неиссякаемыми, дурацкими историями про каких то его девушек, темпераментный Князь, угрюмый Шах… Как бы я сейчас за ними – как за каменной стеной…

И все таки делать что то надо. Иначе, как я стала рисовать себе страшную картину, я могла никогда не оказаться среди вернувшихся на Речной вокзал.

«Хватит реветь!» – приказала я себе. От этого личного приказа неожиданно стало легче. Я отключила воду, завернулась в полотенце и вышла из душа. Открыла папку с бумагами, переданными мне Чайкой и Кашириным, достала последнюю справку Родиона про фонд «Очищение» и прочла то, о чем должна была прочесть давно и о чем догадалась только сегодня: в учредителях «Очищения» значилось одно физическое лицо – Мария Эдвардовна Блад.

Захлопнула папку и сунула ее на прежнее место – под дерматиновое дно спортивной сумки. Потом бросила взгляд на стол в поисках какой нибудь еды. Под старой газетой лежал мой мобильный телефон. До этого я уже делала несколько попыток дозвониться до Питера, но – безрезультатно. В последнем отчаянии я стала нажимать кнопки знакомых номеров. Была ночь, и я звонила по домашним телефонам. Ни мама, ни Соболин, ни Агеева не соединялись. У меня дрожали руки.

Я – не надеясь ни на что – набрала Ваську. Вдруг пошли длинные гудки. Господи, если ты есть!…

Далеко далеко, как будто на другой планете, раздался сонный и недовольный голос Василисы: «Алло!» – успела выкрикнуть я и в ту же секунду почувствовала, как дверь каюты открылась. Я резко обернулась и увидела Киру. Еще вчера утром этот ее взгляд я бы определила как «вопрос облегчение», а сегодня – как «вопрос подозрение».

Я соображала какие то доли секунды.

И начала опасную игру.

«Алло! Мама, ты меня слышишь? Это я, Света». На том конце провода ощущалось замешательство: "Света, это – Василиса.

Ты – выпила?" – «Мамочка, я тоже очень соскучилась. И очень очень хочу домой». – «Света, что то случилось? Говори». – «Мам, поздравляю тебя с днем рождения… Позвони, пожалуйста, Родику, скамей, что накануне отъезда я получила все его открытки. И очень ему благодарна. Особенно за последнюю. Так и передай: особенно – за последнюю! Я с ним совершенно согласна». – «Света, я ничего не поняла, но все запомнила. Что еще?» – «И пусть без меня там поменьше водки с томатным соком пьет, приеду – разберусь». – «Дальше». – «А Вере Никитичне передай, чтобы за Юрку не беспокоилась: все будет в порядке». – «Это все, Света? Ты там держись!» – «Умница ты моя! Как я тебя люблю! Пока».

Я нажала на кнопку и положила мобильник.

– Ты где была? Я весь теплоход облазила! – Кирка жала меня к столу.

Я облегченно выдохнула: мои слова по телефону не вызвали у нее никакого подозрения.