– Александр Николаевич готов вас принять, – пропела секретарша.

Я вошел в знакомый кабинет. Из за стола навстречу поднялся крупный мужчина с седоватой бородкой. Он не производил впечатление негодяя.

– Приветствую вас, Семен Моисеевич, присаживайтесь. Люба, сделайте нам кофе! Если не секрет, откуда вы обо мне узнали?

– Мой коллега представляет в России интересы господина Лозинни, – вспомнил я фамилию с дискеты.

– Понятно, понятно, – расслабился Маминов. – И что же вы хотите?

Мой клиент, господин Хопкинс, мечтает о ребенке.

– А я чем могу помочь?

Еще одна проверка!

– Мне казалось, мы поняли друг друга, – с расстановкой произнес я, глядя профессору в глаза. – У господина Хопкинса никогда не будет своих детей, и он хотел бы усыновить русского ребенка.

– Мальчика? Девочку?

Все, мысленно поаплодировал я себе, он клюнул!

– Это не имеет значения. Сумма также не имеет значения. Имеет значение только ваше согласие.

– Если вы общались с адвокатом Лозинни, то, очевидно, представляете, сколько это стоит.

– Да, мой клиент готов передать двадцать пять тысяч долларов в любое время.

– Хорошо, хорошо. Это очень хорошо. – По лицу Маминова я понял, что проверка закончена. – Вы представляете себе механизм усыновления через наш роддом?

– Не совсем, – ответил я. – Но если я правильно понимаю, вы занимаетесь благим делом – отдаете на усыновление отказных детей.

– Да, вы почти правы. По всем документам они числятся как отказники. В принципе, вопрос можно решить в течение недели. У нас имеются, так сказать, запасы. Из свежих есть девочка пятнадцати дней, мальчик четырнадцати. Предыдущая сделка по ним не состоялась. Передайте господину Хопкинсу, что я готов рассмотреть…

Речь профессора неожиданно прервал стук в дверь.

– Войдите! – разрешил Маминов.

Я обернулся. На пороге возникла до боли знакомая физиономия.

– Александр Николаевич, простите за беспокойство. Я насчет установки решеток на окна. Мы с ребятами просчитали – потребуется полторы тысячи «гринов».

Это был один из тех охранников, что задерживал нас с Кашириным позавчера во время ночного проникновения в роддом. Сейчас он узнает меня. Полный провал! Я опустил голову, но это не помогло.

– А, сука, это ты? – прищурился охранник. – Ну, здравствуй! Что прячешь морду? Тебя уже выпустили?

– Что это значит? – побагровел Маминов.

– Это значит, Александр Николаевич, что вы разговариваете с вором.

Данного субъекта мы взяли, когда он лазил в ваш кабинет. Компьютер хотел свистнуть.

Маминов побледнел.

– Где дискета? – закричал он диким голосом; от прежней вальяжности не осталось и следа.

В кабинет вбежали еще пятеро охранников.

– Обыскать! – распорядился профессор.

В течение следующей минуты из моих карманов были извлечены диктофон, служебное удостоверение и мобильник.

– Журналистишка, заулыбался один из охранников, застегивая на мне наручники, после чего обратился к Маминову:

– Что с ним делать то?

Профессор ответить не успел, потому что в этот момент из коридора послышался лошадиный топот, и в кабинет вломились люди в масках: "Всем лечь!

Работает РУБОП."…

17

– …О, Глеб! – Начальник отдела по расследованию заказных убийств Игорь Эмиссаров был удивлен не меньше моего.