Дочь до сих пор не может прийти в себя.
Женщина подняла глаза и уперлась взглядом прямо в меня:
– Я вам сказала. Теперь скажите вы, какое отношение имеет наше горе к журналистским расследованиям. И почему вы приехали именно ко мне?
Мы с Кашириным снова переглянулись. Говорить? Не говорить? Имеем ли мы право утаивать от Епифановой жизненно важную информацию? Имеем ли право сказать?
– Давайте так, Оксана Львовна, – предложил я, – мы во всем разберемся и потом расскажем, что к чему.
– Я вас просто не выпущу из квартиры, – заявила Епифанова на полном серьезе. – Пожалуйста, скажите. – Глаза ее заблестели от навернувшихся слез.
Я раздумывал несколько секунд.
– Хорошо, Оксана Львовна. Мы предполагаем, что ваш внук жив.
Ну зачем, зачем я сказал?
– Господи, это невозможно! всплеснула руками Епифанова. – Я сама ходила к заведующему роддомом.
Он сказал, что ребенок родился очень слабым и шансов на спасение у него не было. Получается, нас обманули?
– Возможно.
– И где же теперь мой внук?!
– Оксана Львовна, подождите два дня. Мы постараемся во всем разобраться. Только, ради Бога, никому о нашей беседе не рассказывайте. Даже Лене.
Никому…
15
– Что дальше? – спросил Каширин, когда мы сели в машину.
Я ничего не ответил. В голове у меня зрел очередной дерзкий план.
Слишком дерзкий. И единственно возможный.
– Родион, а где твое досье по Маминову?
– Все свое ношу с собой, – гордо продекламировал Каширин и достал из кейса тоненькую папочку с надписью:
«Роддом».
– Там есть домашний телефон злодея?
– Ну а як же. Даже два. Он себе еще «петерстаровский» установил. Болтливая тварь!
– Как думаешь, мы его не разбудим? Уже одиннадцать вечера.
– Думаю, что нет. Если верить рассказам роддомовских уборщиц, Александр Николаевич заканчивает работу поздно. Что очень даже понятно: продажа младенцев – тяжкий неблагодарный труд. А зачем ты собрался ему звонить, Глеб? Шантажом хочешь заняться?
– Шантаж – не мой стиль. Я – мирный человек. Хочу узнать расценки.
– Ты всерьез?
– Конечно. Хочу узнать, сколько стоит купить новорожденного.
– Так он тебе и сказал. Смерти ищешь? Не забыл, что в деле есть уже один труп? Самарин тоже от нашего доктора чего то хотел. В результате получил пулю в лобешник.
– Так то Самарин, а то – Спозаранник, – воскликнул я с деланным молдавским акцентом.
Пока Родион смеялся, я набирал номер телефона профессора Маминова.
– Все, – тишина, – утихомирил я напарника, когда послышались длинные гудки. – Объявляется начало операции «Контрольная закупка».
– Маминов слушает, – сказали на том конце провода. Этот голос – голос с магнитофонной пленки – я узнал бы из тысячи. Теперь главное – спокойствие.
– Здравствуйте, Александр Николаевич. Моя фамилия Блюмштейн. Я – адвокат, представляю интересы гражданина США Джона Хопкинса, владельца крупной табачной фабрики. Мне рекомендовали вас как надежного человека, который может помочь в решении одной деликатной проблемы. Но обсуждать ее по телефону как то не с руки. Мы бы могли встретиться?
Маминов выдержал паузу, после чего произнес:
– Завтра в двенадцать вас устроит?
Подъезжайте ко мне на работу: Глухоозерная, сорок пять, второй этаж, кабинет директора.
Можешь не рассказывать! Кому, как не мне, знать, где находится твой кабинет!
16
Мы договорились, что во время моего визита к Маминову Каширин и Модестов, как и в прошлый раз, будут на подстраховке. |