– Какой, в жопу, роддом? Зачем полезли? Глеб, ты ёбнулся на внутренних инструкциях! Приеду – высчитаю с каждого по три зарплаты! Мы тут, в Бишкеке, делом занимаемся, лекции читаем, а вы от безделья крышами поехали!
– Андрей, я сейчас объясню…
– Объяснялово будет потом! Не хватало, блядь, чтобы ты за мой счет свои сказки рассказывал! Я тебе и сам все объясню. Два х… лезут в роддом. Третий звонит мне ночью: спасай, мол, шеф, – наших загребли! Я должен будить Павлинова, кланяться, блядь, в ножки: отпустите хулиганов, они больше не будут.
В общем, все: к х…!
С этими словами Обнорский бросил трубку.
– Кто звонил? Шеф? – спросил Каширин.
– Он самый.
– И что?
– Ну что что? Недоволен слегка.
Жаловался, что нехороший человек Модестов разбудил его посреди ночи.
– Между прочим, я вас спасал, – пробурчал Модестов. – В следующий раз не буду. Погибайте в своей ментовке.
Я его не слушал. Я наклонился и достал из носка драгоценную дискету, ради которой все и затевалось. Она была цела и невредима…
13
…Компьютерщик Петя – самый невозмутимый человек в Агентстве журналистских расследований – колдовал над клавиатурой.
– Дискета запаролена, Глеб Егорович. Двадцать три миллиона комбинаций. Может, и удастся открыть ее к вечеру. А может, и нет.
– Удастся, – уверенно сказал я. – Обязательно удастся.
Пароль был расшифрован через четыре часа. Петя аж заерзал на стуле от удовольствия:
– Внимание! Торжественный момент!
На дискете оказался один единственный файл – «усыновление.doc».
– Ну что, заглянем внутрь? – спросил Петя.
Я кивнул. Компьютерщик подвел к файлу курсор, щелкнул мышкой, и на экране монитора возникла непонятная таблица:
12 января, Мельникова И. Д., $25,000, МакГоверн.
16 января, Кузнецова Ж. И., $25,000, Моррис.
23 января, Лабутина О. Л., $25,000, Рутерфорд.
2 февраля, Зимина А. П., $25,000, Лозинки.
Всего в таблице было 18 строк. «Это значит, что с начала года Маминов продал 18 младенцев, – догадался я. – Недурно, если учесть, что на каждой такой операции он зарабатывает по 25 тысяч долларов. Да наш профессор – без пяти минут миллионер».
– Глеб, смотри, – толкнул меня в плечо Каширин. – Во втором столбце русские фамилии, а в четвертом – иностранные. Думаю, тут все просто. Мельникова, Кузнецова, Лабутина – это матери, у которых украли младенцев. А Мак Говерны с Моррисами – усыновители.
– Я тоже так думаю. Только где их искать? Знаешь, сколько в Питере Мельниковых и Лабутиных? Тысяч тридцать, не меньше.
– Хорошо, но вот предпоследним номером в таблице идет некая Крячко Е. Т., – не сдавался Каширин. – Фамилия редкая. Найдем в две секунды.
– Крячко… Крячко… – повторял я, раздумывая, как поступить. – Ну что ж, давай. Пробей ка ее по базе.
– Будет сделано, начальник.
Каширин отсутствовал в кабинете пару минут и вернулся с распечаткой из базы данных Центрального адресного бюро. Лицо его выражало абсолютный восторг.
– Глеб Егорыч, пляши! Людей с фамилией Крячко в Санкт Петербурге сорок три штуки. И только у одной инициалы «Е. Т.». Знакомься: Крячко Елена Тихоновна, тысяча девятьсот семьдесят пять гэ эр, проживает: Строителей, сто двадцать, корпус семь, квартира восемь.
Есть предложение поехать прямо сейчас, пока ограбленный профессор Маминов не опомнился и не пошел по следу пропавшей дискеты.
– Постой, постой, – притормозил я Каширина. |