Наверное, со стороны это выглядело потешно: благоухающие изысканным парфюмом господа в стильных дорогих костюмах орали и брызгали слюной, как подзаборные синяки, промышляющие сбором пустых бутылок. Но Марине было не до смеха. «Сучка» и «соска вшивая» были самыми ласковыми эпитетами, которыми ее наградили. Претензии Карпенко сводились к тому, что из за «пустозвонства» Марины и ее «недотраханных дружков» братья попали на крупные бабки («Тебе, соска вшивая, такие деньги и не снились…»).

– Мы вас, щелкоперов, на счетчик поставим! Вы нам по гроб жизни за свои писульки башли отстегивать будете!

Руганью дело не ограничилось. Младший Карпенко схватил Марину за шею и долго тряс. Затем отвесил несколько оплеух (браслет его часов и оставил царапину на Марининой щеке).

– Квартира у тебя есть? Не будет у тебя квартиры, – кричали Марине. – На помойку отправишься к бомжам… – Эта идея неожиданно вдохновила братьев. – Сейчас и видок тебе сделаем, для помойки в самый раз!

Пока охранники братьев держали Марину, Станислав вооружившись ножницами, защелкал ими по кудрям журналистки.

Наконец он посчитал работу законченной, и охранники получили от своих хозяев указание отправить «говнючку» на помойку.

Выполнили амбалы приказание буквально. Марину выволокли на задний двор «Лаки чена», откинули крышку помоечного бака и сунули девушку внутрь. Да сверху еще и крышкой закрыли…

К концу рассказа Маришку совсем сморило. Она отключилась.

***

Интересно, подумал я, только Марина попала под горячую руку Карпенко или еще кто нибудь из наших коллег «понюхал помойки»? Впрочем, всем этим у меня будет время заняться утром. Сейчас меня ждали более насущные дела: стирка измазанных брюк и футболки Марины…

Утром Марина выглядела неважно.

Но все равно очаровательно.

– Я всю ночь думал, – сказал я, – на твоем месте я бы пошел в РУБОП и написал на обоих Карпенко заявление.

Нет. Я боюсь!

Тогда я попытался выяснить, с кем еще из ее коллег братья могли провести воспитательные мероприятия, но она наотрез отказалась говорить со мной на эту тему.

Еще чуть чуть, и истерики было бы не избежать. Я не стал настаивать. В конце концов, и сам могу все выяснить.

Маринина одежда уже высохла.

– Одевайся, я отвезу тебя домой…

– Все будет хорошо, – попытался успокоить ее я.

Мы – расстались возле дверей ее квартиры на Петроградской. Я пообещал позвонить ей вечером.

– Посиди некоторое время дома, на работе не появляйся, – попросил Марину я напоследок. – Ты же можешь заболеть на пару дней?

***

Теперь предстояло заняться кое какими изысканиями. Я отправился в контору. Была суббота. Но многие коллеги появлялись в Агентстве и по выходным: кто поработать, а кто и отдохнуть. Восьмеренко, например, обычно общался с кем то по казенному интернету. А Спозаранник опять кого то допрашивал с пристрастием в своем кабинете с решетками на окне – из за двери слышались приглушенные мужские рыдания.

Мне повезло. Агеева оказалась в Агентстве. Ее, как всегда, загрузил срочным заказом Обнорский.

– Марина Борисовна, вы не дадите мне посмотреть, что у нас есть на обоих Карпенко? Очень надо. Все, что есть, включая свежий скандал с «Води Джи».

Агеева посопротивлялась для вида, но затем смирилась и выдала мне толстую папку распечаток и газетных вырезок.

Раскурив трубку, я зашелестел бумагами.

Минут через двадцать передо мной лежал список тех журналистов, кого могли пригласить для вправления мозгов к братьям Карпенко.