Офицеры ФСБ переглянулись. Довольно таки скептически. Внезапно раздался голос Александра Петровича:

– Возможно, мне стоит переговорить с этим… Пауком?

– Александр Петрович, – сказал Валерий Вячеславович, – я думаю, делать этого нельзя. Это может нанести непоправимый вред.

– Чему это может нанести вред?

– Вашему авторитету, – негромко (но все услышали) сказал чиновник.

– Александр Петрович, – сказал другой. – Наверное, в этой ситуации стоит проявить… э э… разумную осторожность.

Дело– то может получить неожиданную интерпретацию и (чиновник сбоку посмотрел на меня) раздуто прессой. Вы вспомните девяносто пятый год, переговоры Виктора Степановича Черномырдина с Шамилем Басаевым…

– Я помню.

– Ведь сколько грязи вылили на Виктора Степановича потом. Всю жизнь не отмоешься!

Валерий Вячеславович кашлянул в кулак и поддержал своего коллегу:

– Действительно. Да и сам стиль общения этого Паука совершенно недопустим. Он позволяет себе оскорбления.

Политику вашего уровня непозволительно выслушивать подобные заявления об…

– Хватит, – оборвал вице губернатор. Чиновник замолчал. Александр Петрович обратился к переговорщику: Скажите, мое обращение могло бы сыграть положительную роль?

– Нет, – твердо ответил переговорщик. – К сожалению, Александр Петрович, в нашем случае – нет.

– Почему? Можете объяснить?

– Да, могу. Все дело в том, что мы встретились с не совсем обычными преступниками. А с людьми, одержимыми бредовыми идеями. Среди мешанины этих представлений – отрицание власти, общества, законов и так далее. Вице губернатор в их глазах – олицетворение власти, которую они презирают и ненавидят. Боюсь, Александр Петрович, что ваше вмешательство только подогреет их агрессию… извините.

– Я понял, – облегченно ответил вице губернатор и посмотрел на часы. Все остальные тоже. Прошло уже семь минут из отпущенных нам Пауком десяти.

– Надо идти, Андрей, – сказал Костин. – Ты готов?

***

Деньги оказались в самой обычной картонной коробке (но не от ксерокса).

Я сегодня ничему больше не удивлялся.

Я взял коробку с миллионом баксов под мышку и пошел знакомой уже дорогой: через мрачноватый тоннель арки, через двор колодец… из окна на третьем этаже на меня смотрели глаза мертвеца.

Двое мужчин в штатском и двое в форме ничего мне не сказали. Пятьдесят две ступеньки вверх… глаз телекамеры… и голос из переговорника:

– Раздевайся, англ.

Я разделся. Сложил одежду на пол.

– Открывай коробку.

И я открыл коробку.

– Высыпай на пол… Я хочу видеть.

Я высыпал на свою куртку миллион баксов. Никаких эмоций я не испытывал – как будто это была туалетная бумага. Сто рулонов туалетной бумаги с водяными знаками и какими то там хитрыми степенями защиты… От кого? От безумных «Усыновленных Дьяволом»?

– Сложи баксы обратно в коробку.

Подойди к двери.

Я небрежно покидал пачки обратно – получилось «с горкой», не так, как у педантичных банковских служащих, подошел. Дверь раскрылась:

– Входи, урод… Быстро!

И снова я встретился глазами с женщиной, привязанной у стены. Ужас в ее глазах, отчаяние, крик… А я стоял и держал в руках идиотскую коробку с американским лимоном. И сам ощущал себя законченным идиотом… А кем еще я мог себя ощущать?

…Лестничная площадка, пятьдесят две ступени вниз, двор, арка, автобус.

***

Моего возвращения ждали, ждали информации.