— Что потом? — спросил Мейсон.

— Мы стояли и болтали с ней где‑то минуту. Я солгала ей, сказала, что болела недавно, что люди, работающие в зоомагазине часто болеют. Я развивала эту тему, потом она ответила, что серьезно болела в прошлом году, но после этого, слава Богу, не испытывала даже головной боли. Она сказала, что после болезни стала делать холодные обливания и принимать витамины, и это сочетание оказало на нее просто чудесное воздействие.

— А потом?

— Потом я вдруг испугалась, что вернется мистер Стонтон, и я не смогу избежать встречи с ним. Поэтому я постаралась уехать как можно быстрее. Я страшно опасалась, что жена расскажет ему о нашем разговоре, о вопросах, которые я задавала, и он постарается избавиться от рыбок, или предпримет еще что‑нибудь ужасное.

— Почему вы решили, что это — рыбки Фолкнера?

— Я совершенно уверена в этом. Они были примерно такого же размера, полностью соответствовали описанию, к тому же страдали болезнью жабр, впрочем сейчас они уже почти выздоровели. Рыбки этой разновидности, особенно телескопы, очень редки, и невозможно даже представить, что человек начинает собирать коллекцию именно с этих рыбок, к тому же больных. Мою уверенность подкрепила его ложь о болезни жены. Он готов был пойти на все, лишь бы мистер Роулинс не увидел рыбок.

— Вы рассказали об этом Тому?

— Нет, никому не рассказывала. Прямо от Стонтона я поехала к вам в контору и попыталась выяснить у ночного сторожа, как могу связаться с вами. Он нечего не сообщил мне — сказал, что не знает. К тому же и вид у меня, наверное, был безумный. Я вспомнила, что вашу секретаршу зовут Делла Стрит, но не смогла найти ее в телефонной книге. Потом я вспомнила, что вы говорили о мистере Дрейке как о главе Детективного Агентства Дрейка, и нашла в справочнике номер телефона его конторы. Я позвонила, и ночной дежурный сказал мне, что мистера Дрейка нет, но что он обычно заезжает в агентство по пути домой. Он предложил передать мистеру Дрейку номер моего телефона, если тот приедет в течение часа. Я продиктовала ему номер, но и сама продолжала звонить, потому что боялась, что ему забудут сообщить о моем звонке.

— Вы никому ничего не рассказывали?

— Никому, даже мистеру Дрейку. Решила, что расскажу ему все только в том случае, если иначе не смогу с вами связаться.

— Тому Гридли вы ничего не рассказывали?

— Нет.

— Почему?

— Потому что Том был очень расстроен. Каждый день у него поднималась температура. Как вы понимаете, мистер Фолкнер не терял времени даром.

— Он остановил платежи по чеку?

— Нет, он поступил по‑другому. Сказал, что арестует меня, как только я попытаюсь реализовать чек, обвинив в получении денег обманным путем. Он заявил, что Том изобрел препарат в рабочее время, и секрет формулы является частью дела, которое он приобрел.

— Он действительно выкупил дело?

— Да. Он заплатил Роулинсу две тысячи за зоомагазин, запасы, деловые связи и еще уговорил его остаться работать за маленькую зарплату. Роулинс ненавидит его. Я думаю, все его ненавидят, мистер Мейсон. В то же время, сам Фолкнер уверен в своей правоте. Он считает бизнес — бизнесом, закон — законом. Он, вероятно, полагает, что Том, что‑то утаивает от него, а я пыталась сорвать с него деньги… Впрочем, именно это я и пыталась сделать.