Изменить размер шрифта - +
Впервые он назвал меня по имени, без отчества. Это показалось мне добрым знаком. – Поверьте, достаточно подробно… Но это невозможно. Вас уже просто напросто знают в лицо. Вы популярны в городе.

– Это то как раз не страшно. Мне усов и даже шевелюры не жалко. Меня, если побрить постричь, мама не узнает.

Я умею убедительно имитировать различные акценты… я все таки переводчик как никак. При необходимости могу сыграть даже арабского шейха.

Офицеры ФСБ молчали. За окном плыла белая ночь. Короткие, почти нереальные сумерки, отягощенные облачностью… Я понимал, что если не добьюсь согласия сразу, сейчас, то не добьюсь его никогда. Я продолжал говорить, накручивать свои существующие и мнимые достоинства: коммуникабельность, знание языков, спортивные достижения и т.д., и т.п… Я был убедителен.

Я уговаривал опытных, скептически настроенных комитетчиков так, как уговаривал когда то симпатичную девушку зайти ко мне «послушать музыку»… Мой последний аргумент был таков: я лично знаком с тем человеком, который уже встречался с продавцом.

В разговоре я смогу привести какие то подробности их встречи. Это придаст достоверность и убедительность…

Я выдохся. Комитетчики молчали. В разрывах облаков светилось нежно розовое небо.

– А, пожалуй, в аргументах Андрея Викторовича есть свои резоны, – сказал вдруг подполковник Рощин. – Как думаешь, Игорь Иваныч?

Костин покачал головой, ответил:

– Ну, авантюристы! Выгонят меня, к чертовой матери, со службы из за вашей самодеятельности. Ладно, давайте обсудим… в порядке бреда.

 

 

***

 

Я посмотрел в зеркало… Ну и морда!

То, что мама не узнает – преувеличение.

Мама всегда узнает. Но вот из Агентства никто узнать не сможет. И… шевелюры жалко. Хотя волосы, как говорится, дело наживное. Была бы голова.

– Нравится? – спросил пожилой «парикмахер».

– О да! – ответил я. – С детства мечтал о такой прическе… в порядке бреда.

Я провел рукой по бритому черепу.

Странное, честное слово, ощущение.

– Но и это еще не все, – весело сказал «парикмахер» и раскрыл чемоданчик со множеством флаконов и баночек. – Сейчас мы вам сделаем нормальный, загорелый череп. А то он бледный, как цыпленок за рубль пять.

Подполковник Спиридонов подошел сзади, подмигнул мне в зеркало и спросил у «парикмахера»:

– Выделяться не будет, Петр Поликарпыч?

– Тьфу на тебя, Виктор! Слушать такие глупости противно.

– Ну ну… не обижайся, Петр Поликарпыч. Я потому, что дело то очень уж ответственное.

– А я своим ремеслом уже сорок лет занимаюсь… и все безответственно.

Я сидел молча. Быстрые и умелые пальцы ловко располировывали на моем бритом черепе (О Господи! Ну и харя) какой то крем.

Спиридонов критически поглядывал сбоку.

– Ну что, Витя? – спросил Петр Поликарпыч, закончив.

– Класс, – ответил подполковник и показал большой палец.

То– то… а то, понимаешь… Нравится, молодой человек?

– Да, – ответил я. – Очень. Спасибо, Петр Поликарпыч.

– То то. А то, понимаешь…

«Парикмахер» не торопясь собрал свой инструмент и исчез.

– Замечательный специалист по изменению внешности, – сказал Спиридонов. – Жаль, но уже на пенсии… да и выпивает.

Он секунду помолчал, потом сказал:

– Встаньте, Андрей Викторович. Пройдитесь. А я на вас посмотрю.

Я встал, увидел себя в зеркале во весь рост. Ну что ж, классический новый русский… вернее, новый человек с Востока.

Быстрый переход