Впервые он назвал меня по имени, без отчества. Это показалось мне добрым знаком. – Поверьте, достаточно подробно… Но это невозможно. Вас уже просто напросто знают в лицо. Вы популярны в городе.
– Это то как раз не страшно. Мне усов и даже шевелюры не жалко. Меня, если побрить постричь, мама не узнает.
Я умею убедительно имитировать различные акценты… я все таки переводчик как никак. При необходимости могу сыграть даже арабского шейха.
Офицеры ФСБ молчали. За окном плыла белая ночь. Короткие, почти нереальные сумерки, отягощенные облачностью… Я понимал, что если не добьюсь согласия сразу, сейчас, то не добьюсь его никогда. Я продолжал говорить, накручивать свои существующие и мнимые достоинства: коммуникабельность, знание языков, спортивные достижения и т.д., и т.п… Я был убедителен.
Я уговаривал опытных, скептически настроенных комитетчиков так, как уговаривал когда то симпатичную девушку зайти ко мне «послушать музыку»… Мой последний аргумент был таков: я лично знаком с тем человеком, который уже встречался с продавцом.
В разговоре я смогу привести какие то подробности их встречи. Это придаст достоверность и убедительность…
Я выдохся. Комитетчики молчали. В разрывах облаков светилось нежно розовое небо.
– А, пожалуй, в аргументах Андрея Викторовича есть свои резоны, – сказал вдруг подполковник Рощин. – Как думаешь, Игорь Иваныч?
Костин покачал головой, ответил:
– Ну, авантюристы! Выгонят меня, к чертовой матери, со службы из за вашей самодеятельности. Ладно, давайте обсудим… в порядке бреда.
***
Я посмотрел в зеркало… Ну и морда!
То, что мама не узнает – преувеличение.
Мама всегда узнает. Но вот из Агентства никто узнать не сможет. И… шевелюры жалко. Хотя волосы, как говорится, дело наживное. Была бы голова.
– Нравится? – спросил пожилой «парикмахер».
– О да! – ответил я. – С детства мечтал о такой прическе… в порядке бреда.
Я провел рукой по бритому черепу.
Странное, честное слово, ощущение.
– Но и это еще не все, – весело сказал «парикмахер» и раскрыл чемоданчик со множеством флаконов и баночек. – Сейчас мы вам сделаем нормальный, загорелый череп. А то он бледный, как цыпленок за рубль пять.
Подполковник Спиридонов подошел сзади, подмигнул мне в зеркало и спросил у «парикмахера»:
– Выделяться не будет, Петр Поликарпыч?
– Тьфу на тебя, Виктор! Слушать такие глупости противно.
– Ну ну… не обижайся, Петр Поликарпыч. Я потому, что дело то очень уж ответственное.
– А я своим ремеслом уже сорок лет занимаюсь… и все безответственно.
Я сидел молча. Быстрые и умелые пальцы ловко располировывали на моем бритом черепе (О Господи! Ну и харя) какой то крем.
Спиридонов критически поглядывал сбоку.
– Ну что, Витя? – спросил Петр Поликарпыч, закончив.
– Класс, – ответил подполковник и показал большой палец.
То– то… а то, понимаешь… Нравится, молодой человек?
– Да, – ответил я. – Очень. Спасибо, Петр Поликарпыч.
– То то. А то, понимаешь…
«Парикмахер» не торопясь собрал свой инструмент и исчез.
– Замечательный специалист по изменению внешности, – сказал Спиридонов. – Жаль, но уже на пенсии… да и выпивает.
Он секунду помолчал, потом сказал:
– Встаньте, Андрей Викторович. Пройдитесь. А я на вас посмотрю.
Я встал, увидел себя в зеркале во весь рост. Ну что ж, классический новый русский… вернее, новый человек с Востока. |