Я замешкался на секунду… Двадцать с лишним лет назад самая красивая девочка с дерзкими глазами открыла простеньким ключом картонную дверь двухкомнатной «хрущевки» и сказала: «Входи… мать на дежурстве, придет часа через два».
Я замешкался на секунду и вошел.
Вспыхнул свет, освещая просторный холл с зеркалом во всю стену, с изящными бра, с подвесным потолком, с… Зеркало отражало красивую с бледным лицом женщину в кожаном плаще стоимостью с новые «Жигули».
– Вот… здесь я живу.
Кухня тоже была просторной. Пожалуй, она вместила бы четыре кухни, вроде той, где мы пили чай с вареньем двадцать с лишним лет назад… нормальная элитная кухня.
– Выпить хочешь? – спросила Вера.
«Я тебя хочу», – хотел сказать я. Но не сказал. А сказал другое:
– Да, выпью.
Она открыла бар. Там много разных бутылок стояло. Они искрились, сверкали, разбрасывали разноцветные лучики…
Во, сказал Владик, виски!… Ну ты ва а ще стебок…
– Ты что предпочитаешь? Водку, виски, коньяк?
– Водку, – ответил я.
– Какую? – спросила она, не оборачиваясь.
– Все равно.
Она брякнула бутылками. Я подошел сзади… я подошел сзади и ощутил запах ее волос. Вера замерла… а я уже начал терять контроль над собой. Я хотел эту женщину двадцать с лишним лет… И хочу сейчас.
– Сергей, – сказала она тихо.
– Что?
– Нельзя… Нельзя, Сережа… не надо.
Она обернулась ко мне. Глаза оказались совсем близко. В них не было ничего от той девочки из десятого "а". Порыв ветра обрушился на окно кухни. Крупные капли зазмеились по стеклу… Этого я, разумеется, не видел – я ощущал спиной. И ветер, и холодный дождь, и тяжелое шевеление Финского залива.
Губы… вкус губной помады. Кажется, той же самой, что и двадцать лет назад…
Снова рванул западный ветер с Финского залива… Это бред! Жена небедного питерского бизнесмена из 2000 го года никогда не станет пользоваться помадой, которая годится для шестнадцатилетней школьницы из 79 го.
Губы… губы, губы! Вкус помады. И ветер с залива. Не слишком ли много для бывшего мента?
…Нельзя, Сережа… не надо…
Эти слова звучали в моей голове семь с половиной тысяч суток. А может быть, семь с половиной тысяч лет… Какая разница?
Я поднял ее на руки и понес в спальню. Рука с шорохом скользнула по капрону колготок… И этот звук тоже был ОТ ТУДА, из моей юношеской катастрофы.
Из беды с запахом чужого виски…
Я стал смел и опытен. Я легко справился с застежкой лифчика. Я пренебрег шепотом: не надо… нельзя… О, как я стал опытен! Как легко я сделал покорной тридцатисемилетнюю вдову с пустыми глазами.
И захватил плацдарм на сексодроме мертвеца. Ты победил, бывший мент! Кого? Ты победил мертвеца! Вот такой уж я стебок!
…Ветер моей грандиозной победы летел над Финским заливом. Ветер стучал в окно кухни. Мы пили водку, закусывали сардинами и орешками. Моя победа была огромна!
– Почему ты не сделал этого тогда?
– Потому что ты сказала «нет».
– А разве я могла сказать «да»?
– Не знаю… наверно, могла.
– Ты не понимаешь…
– Не понимаю… Налить тебе?
– Налей… но все таки ты ничего не понял. Мне было шестнадцать. Это совсем другое ощущение жизни.
– Выпьем?
– За что?
– За другое ощущение жизни.
Мы выпили. Мертвый голый бизнесмен Завьялов лежал в морге на Екатерининском проспекте. |