– Нам нужно многое обсудить, не так ли?
– Что, например?
– Ну, например, вашу статью.
– А может, ваши методы работы?
– Ну у каждой организации бывают промахи. Осечки, так сказать.
– То есть убийство Ягодкина вы считаете осечкой?
– Не надо передергивать факты, как вы это сделали в вашей газете.
От возмущения я даже вылезла из ванны и присела на ее край. Этот невменяемый позвонил специально, чтоб меня разозлить?
Нет, он не хотел меня злить. Он просто хотел со мной поговорить. Я с ним разговаривать не хотела, но почему то согласилась на встречу у него завтра в конторе.
Наверное, я просто устала, и мне было легче помириться с Бардаковым, нежели читать кровавые надписи каждое утро. Так или иначе, на встречу я согласилась, и это была моя роковая ошибка. Только это мне объяснили гораздо позже, во вторник, на следующий день после встречи с Бардаковым.
***
Бардаков оказался маленьким смешным человечком с вытертыми сзади штанами и нервными ужимками. Несмотря на вполне пристойный костюм, директор «Китеж града» производил неряшливое впечатление – то ли засаленными темными волосами, то ли отвратительно грязными ботинками. Его глаза, расположенные чуть чуть навыкате, испуганно и с ненавистью глядели на этот мир. При виде меня он радостно задергал головой и суетливо выскочил навстречу.
– Садитесь, Анна Владимировна! Хотите кофе? – Бардаков по халдейски склонился надо мной.
– Почему бы и нет, – я вдруг почувствовала уверенность. – Так о чем вы хотели поговорить?
– Я хотел вам предложить: давайте мириться, Анечка.
– Я разве с вами ссорилась?…
***
…Я уже успела дойти до дома, когда меня снова вызвали на работу. Позвонила Ксюша и официальным голосом сообщила, что меня хочет видеть Обнорский.
С очень плохим предчувствием я поймала машину и вернулась обратно.
Обнорский начал с допроса. В его лице читалась одна суровость.
– Ты была в «Китеж граде»?
– Да.
– Зачем?
– Позвонил Бардаков и пригласил…
– О чем говорили?
– Да так, ни о чем. Он критиковал мою статью, а я говорила, что в статье нет ни слова не правды.
– Но вы пришли к общему мнению?
Ты сказала, что больше не будешь писать?
– Ну да.
Обнорский задумался и замолчал. Некоторое время он сидел так, покачивая головой, словно в чем то убедившись. Допрос продолжился:
– Почему?
– Просто уже нечего было писать, – неуверенно произнесла я. Мне было как то неловко признать, что я испугалась Бардакова.
– Тараканников при вашей беседе присутствовал?
– Да, но я не знала, что он там будет.
Его, видимо, тоже пригласил Бардаков.
Нес какую то чушь, как всегда. Он зашел через полчаса после меня, – я почувствовала, что мне приходится оправдываться, и стало противно, – а что случилось?
Тут Обнорский взорвался:
– А случилось то, моя дорогая, что твоего приятеля Тараканникова полчаса назад рубоповцы взяли при получении двух тысяч долларов от Бардакова в качестве взятки и собираются предъявить ему обвинение в вымогательстве. И не надо смотреть на меня такими невинными глазами. Он вымогал деньги от твоего имени, за то, что ты больше не будешь писать клевету про «Китежград». Так что ты вполне можешь пойти с ним как соучастница!
…Подробности мне рассказали уже позже. Оказывается, Бардаков предъявил следствию
диктофонные записи, где Тараканников открытым текстом требует у него деньги за то, чтоб в дальнейшем не было проблем с журналистами. |