— ВПЕРЕД! — проревел Клэр, отпуская мехи Зига и Валентинелли. Он не хотел тащить их в бой, ему хватало силы с оставшимися пятью меха так близко к большому ядру и двигателю, пылающему в брюхе паука. Конденсаторы сияли, восемь лап топало по очереди, больше существо напряглось, пушка засияла. Другой — так Клэр окрестил ментата-противника — заметил опасность на секунду позже, и пять меха Клэра бросились на огненное брюшко большого паука. Металл рвался, скрипя. Прусские конденсаторы разбивались, перегруженные ядра выли, и Другой бросил в Клэра вспышку чистой логики.

Глава тридцать шестая

Пробуждение

Дело было не в слабости в конечностях Эммы. Земля дрожала, как поверхность пудинга, когда тарелка дрожала. Это тревожило, но не так, как звуки сверху.

Щелкали острые клювы, крик грифонов мог ломать метали и кости, хрипло вопил мужчина и произносились заклинания, и это терзало ее уши и прочие ощущения. Заклинание было сложным, многослойным, Работу эту готовили месяцами, если не годами. Слоги почти насвистывались, странно цокали, словно язык волшебника был языком сухого пламени и медленного солнца.

«Чары пробуждения, конечно, — она мрачно поднималась, сапоги скользили по камням в росе, лозы рвались под ладонями. Она поняла, что нужно сильнее отталкиваться ногами, тихо проклиная ткань юбок. Простые чары не давали коже на руках рваться, но руки дрожали от усталости, пальцы сводило, шея пылала от боли. — Дракон. Скорее, Эмма».

Она удивилась, когда добралась до вершины почти вертикального склона. Она втащила себя, словно на стену сада во времена учебы в Коллегии, и легла во весь рост, тяжело дыша мгновение, защищенная листьями кустов.

Тени проносились над головой, взмахивая крыльями. Они моргнула, солнце вызывало слезы на незащищенных глазах. Силуэты были большими, изящными, подвижными в воздухе, пылали камнями.

«Грифоны. Один, два, небеса, шесть, семь… У Грейсона не было столько!».

Не важно. Она перевернулась на бок, отодвинула ветви. Если спешить туда, толку не будет. Заклинание поднималось среди их шума, ломаный ритм сшивал звуки, и Эмма сморгнула воду с глаз и попыталась понять, что увидела.

Повозка грифонов лорда Грейсона лежала разбитой рядом с древней разрушенной башней, покрытой мхом. Холм дрожал, башня двигалась, словно цемент был подвижным. Молочный купол волшебной энергии мерцал вокруг смутной фигуры, чья поза сразу узнавалась: Левеллин Гвинфуд, граф Селвита, его светлые волосы трещали от волшебной энергии, ладони взлетали в длинных пассах, как и требовало выученное заклинание. Приготовление такой Работы требовало движений, что напоминали, как пропевать его дальше.

Она узнала и башню.

«Динас Эмрис. Вот, где я. Хорошо».

Пять оставшихся Щитов Главного рассеялись широким полукругом, защищаясь от злых грифонов. Трое грифонов — два рыжевато-коричневых и один черный — были с кусочками кожи и дерева, они тянули разбитую повозку мертвого канцлера, которая мешала им взлететь. Оставшиеся четыре львоптицы были чуть меньше, их оперение было не таким блестящим. Дикие, как она поняла с потрясением.

«Грифоны верны Британии. Они поняли его цель. Это удача».

Два тела — массы меха и перьев в крови — лежали на камнях. Щиты смогли убить двух львоптиц, может, черный был потерян в аварии колесницы.

Эмма заставила себя замереть. Она глубоко вдохнула, слушая заклинание, судя о структуре волшебного купола, защищающего Левеллина. Поверхность холма мерцала, и ей было бы плохо, если бы она подумала об этом, так что отогнала эти мысли и сосредоточилась.

«Ты одна, грифоны убьют тебя, как и Ллева, у них силен голод к плоти магов, они злы. И там Щиты, конечно, я буду для них угрозой. То, что они заняты, не значит, что они не смогут потратить на мое убийство минутку».