Ее пальцы задумчиво щипали юбки. Они нащупали что-то твердое, и из кармана она вытащила тупой нож Людовико. Микал нашел для него кожаные ножны, и она убрала его, подозревая, что не на ней неаполитанец нашел бы его. Она не могла недооценивать его, и она надеялась, что ей и не придется.

«Уже сентиментальна. Ах», — камень на горле стал холоднее, лед сковал шею, и ее пальцы болели, словно она ходила по улице в зимний день.

Она вытащила нож с черным лезвием из ножен, сунула их в карман на юбке и задрала левый изорванный рукав. Она приготовилась, сжала кулак и провела лезвием по предплечью.

Кровь потекла яркой линией. Она зашипела сквозь сжатые губы. Нож голодно дрожал, тупое лезвие пило волшебную силу и энергию пролитой крови. Земля под ней выгнулась, волна плавного движения отцепилась от шпиля башни. Камень рушился, и ее чуть не сбросило с края холма. Эмма дернулась, грохот ее падения в кусты затерялся среди какофонии. Заклинание разворачивалось, становясь чем-то схожим с низким и протяжным шипением Черной Мехитабель, грифоны удвоили усилия. Один из Щитов — тонких блондин — отвлекся на ее внезапное появление, один из грифонов повозки стал мутным пятном, бросившись вперед, клюв и когти атаковали. Плоть человека рвалась под железными когтями как бумага.

Эмма бежала, каждый шаг пронзал ноги болью, и ударяя по телу, доставая до шеи. Нож был опущен низко, голодно голося. Она бросилась в место, освобожденное Щитом, и тень пролетела над ней, дикий грифон нападал.

Она покатилась. Острые когти задели ее спутанные волосы, отрезая пару темных прядей. Она выплюнула Слово, волшебство ударило змеей, грифон закричал и отлетел со вспышкой крови в ясное небо. Она вскочила на ноги в броске, ее мышцы вспомнили уроки танцев в Коллегии, мерцающий купол вокруг Левеллина напрягся, готовясь к волшебному удару. Щиты кричали, другой Главный ревел заклинание, оглушая, добавляя шума к общему скрежету. Башня шевелилась, и ей не казалось, что поместье двигалось, как вода, меняясь, когда один огромный коготь дрогнул.

«Вортиген — Великий дракон, Бесцветный, — шептала «Principia», — и остров на его спине. Когда он проснется, половина острова обвалится, остальное станет дымящейся пустошью. Когда Вортиген поднимется, Британия умрет».

Но этого не будет, пока Эмма Бэннон еще дышит.

Она опустилась на колени, обрывки юбок рассыпались по неровным камням. Грифоны вопили, и один из Щитов выругался, хотя слово ее ни капли не удивило. Ее левая рука взметнулась, и яркий слабый заряд магии врезался в купол. Но это было лишь отвлечение. Щит неподалеку бросился в ее сторону, его широкая ладонь тянулась к ее левому запястью, но ему нужно было переживать из-за правой руки. Движение шло от бедра, как ее учил Джордиан.

Даже мертвыми ее бывшие Щиты хорошо ей служили. Воспоминание о терпении Джордиана было уколом, оно угасло, и она поняла, как сильно по ним скучала.

Нож вспыхнул, кровавая магия на лезвии пронзила купол. Тот вспыхнул красным, а нож освободился из оков эфирной энергии и полетел, тупое лезвие поймало на себе луч солнца…

…и вонзилось по рукоять в спину Левеллина Гвинфуда.

Глава тридцать седьмая

Едва ли плохая компания

«Я тебя знаю», — понял Клэр, его меха приземлилась с сотрясающим грохотом. Паук скрипел, одна из больших лап извернулась и висела на металлической полоске. Эта полоска была большой, но огромная меха склонилась, потеряв равновесие. Две мехи из поддержки Клэра терзали прусские конденсаторы на брюшке, стекло разбивалось, потоки энергии искрились.

Меха Зига пригнулась на ступенях дворца внизу, пушка трещала, он старался удержать наплыв сгорбленных мех, которыми управлял Другой.